"Юрий Нагибин. Ночной дежурный" - читать интересную книгу автора

Егор Петрович с важностью кивнул, подтвердив тем самым, что учитывает
последнее обстоятельство, но разрешения звонить все же не дал. То ли,
избегая ответственности, он позволял мне поступить по собственному
усмотрению, то
ли ему требовались какие-то дополнительные доводы, объяснения,
заверения и гарантии. Обнадеживало, что он не гнал меня в номер, терпел мое
незаконное пребывание в вестибюле,
- Я всю жизнь с людьми работал,- сказал вдруг Егор Петрович,- на
Дальнем Востоке и на Севере. Всякое видел и ничему не удивляюсь. Но и не
потворствую.
Я не понял, в кого он метит: в Стравинского с его сложной судьбой, или
в меня с моими неправомочными посягательствами, но оказалось, что он имел в
виду нарушившего режим парня.
- Механизатор!.. Из-под Липецка. На уборочной отличился - ему из
Сельхозтехники - путевку. Бесплатно. Парень сроду в домах отдыха не бывал,
а тут не просто дом отдыха, а санаторного типа. Высшей категории.
Примечаете? В Москву приехал, первым делом костюм справил. Финский. Сто
восемьдесят рублей. Костюм, правда, хороший. Чистая шерсть, в клеточку. Он
как появился,
я думал: артист - костюм финский, рубашка под галстук, корочки
заграничные. К нам часто артисты приезжают. Которые отдыхать, а которые в
сауне
попариться и пивом налиться. Рожа его выдала, хотя артисты тоже
мордастые бывают, а главное - руки, мазут в кожу въелся, и под ногтями
черно. Но мне-то какое дело - путевка есть, значит, живи. Он и живет и
костюм свой треплет. С утра напялит и ходит, как ненормальный, в
рубашке
и при галстуке. Все люди, как люди - в спортивных костюмах и кедах, а
этот
- смотреть противно. Да мне-то что? Твой костюм, не мой, занашивай,
мни, протирай задницу. Но так, не скажу,- тихо держался. Никого не трогал. И
все один. Вроде бы стеснялся. Деревня.
В столовую всегда первым шел, а после в вестибюле стоял и на люстру
глядел. Интересовался, свалится или нет. Ни в бассейн, ни в биллиардную, ни
в спортивную залу, ни на улицу - никуда не ходил. Даже в буфет. Кино,
правда, смотрел и на танцы являлся, только сам не танцевал.
А потом к нему друг приехал. Из одной деревни. Зачем-то в Москву
занесло, ну и решил проверить, как земляку отдыхается. Очень наш отдыхающий
ему обрадовался, всюду провел, все показал, хотел даже в буфете угостить, но
тот застеснялся, одет неважно - ватные брюки, сапоги. Потом они польта
надели и куда-то двинулись. Я все это видел, потому как дневную дежурную
замещал. У ней дочка рожала. Пошли и пропали, ну, думаю, взвились соколы
орлами. Я ведь всю жизнь с людьми работал, все наскрозь вижу. Вернулся
механизатор один, в первом часу ночи. Пустил, а он - вдугаря. Все:
"Папаша!.. Папаша!"... Разговорца, вишь, захотел. А какой я ему папаша? У
меня имя-отечество есть. Сперва, говорю, обращению научись, тогда я тебя,
может, выслушаю. А сейчас иди спать, чтоб хуже не было. Обиделся. "Никуда я
не пойду!.. Нечего командовать!.." И руками кидает. Подумаешь, испугал. Я
всю жизнь с людьми работал, меня этим не возьмешь. И как он заткнулся, я ему
спокойно: ступай в номер, не порть карьеру. Иди, а то рассержусь. Но,