"Юрий Нагибин. Ночью нет ничего страшного" - читать интересную книгу автора

и есть он настоящий. Поэтому, глядя на фотографии, можно сказать: это еще не
Чехов, это уже не Бунин. Мандельштам сфокусировался в ранней молодости, Анна
Ахматова - на половине жизненного пути, Пастернак - в пожилом возрасте.
По-моему, старость придала завершенность облику Нейгауза. Тут, кстати,
человек порой бессознательно помогает природе: Пастернак обновил рот, а
Нейгауз окутал голову густой и летучей сединой. Пока еще оба находились на
подступах к своей окончательной внешности.
- А какую прелестно-бессмысленную песню поют затейники из
кондукторского резерва! - радовался Нейгауз.
- Он сам ее придумал. Платонов начинал как поэт. Да и потом писал
стихи.
- Хорошие?
- От них пахло Платоновым. Но все портила натужность талантливого
самоучки.
- "Вопли Видоплясова"? - засмеялся Нейгауз.
- Господь с тобой, Гаррик! - Добрый людоед обнажил пасть, будто прося
на каждый длинный зуб по стихотворцу-самоучке. - Платонов во всем талантлив.
Но ученичество ему не к лицу, в прозе он сразу стал мастером.
- Ты хорошо его знаешь?
Нейгауз задавал вопросы отрывистым тоном, словно спешил; отвечая же,
скорее тянул, как бы примериваясь к наиболее точному ответу. Впрочем, когда
им владело чувство, он словно в упор расстреливал собеседника.
- Он бывает у меня. А знать?.. Ты знаешь кого-нибудь хорошо?
- Конечно. Я знаю тебя.
- Какой ты счастливый! Я себя совсем не знаю.
- О чем вы разговариваете?
- Ну... не знаю...
- Как, ты и этого не знаешь?
- Да нет... - тянул Пастернак; интеллектуальная и душевная честность
мешали ему говорить приблизительно о важном. - Ну Гаррик, чего ты меня
допрашиваешь?.. Мы говорим о судьбе, о смерти, о паровозах...
- Что ты понимаешь в паровозах?
- Я - ничего. Платонов понимает. Он паровозник и мелиоратор. Он не
считает паровоз машиной. Паровоз - это печь на колесах, а печь - ядро жилья.
Паровоз весь горячий, он дышит и требует ухода, как домашняя скотина.
- Так что же паровоз - изба или животное?
- Ни то ни другое. Он никогда не говорит расхожих банальностей... Вот,
вспомнил! Какой-то новатор хвастался, что перед рейсом всегда подкрашивает
паровоз: там красную красочку положит, там желтую, там голубую. Платонов
слушал, слушал, а потом сказал: вот еще одну красочку положишь, и паровоз
вовсе не пойдет.
Нейгауз счастливо захохотал.
- Это гораздо глубже, чем кажется... Я видел его однажды. У него
великолепный череп. Какое чело! - И Нейгауз сказал примерно те же слова,
какими позже воспоет наисовершеннейший череп своего гениального ученика.
- Он замечательный писатель и замечательный человек! - от души сказал
Пастернак, довольный, что его перестали пытать по части техники.
- Мне очень близко то, что ты говорил о паровозах...
- Я ничего не говорил, - перебил Пастернак. - Это Платонов.
- Неважно. Я с детства люблю паровозы. Они правда дышат, отдуваются, в