"Евгений Наумов. Черная радуга" - читать интересную книгу автора

плеса. Вокруг, как колонны в соборе, уходили ввысь стволы исполинских
деревьев, кроны которых целиком заслоняли солнце. Только лучики его сеялись
сквозь сетку листьев, зайчиками ложась на гладь воды, покрытую тальниковым
пухом.
Полутона, полумрак... Мы оказались в одном из тех скрытых от глаза
уголков тайги, где невольно испытываешь трепет.
Симанчук напряженно всматривался в берега, испещренные многочисленными
следами. Лодка оставляла в тальниковом киселе темную тропинку, которая
быстро затягивалась.
- Ходят пантачи... и не один, - чуть слышно шептал охотник. За первым
плесом открылся второй, потом за узенькой перемычкой - третий. Лодка
лавировала среди черных коряг с седыми и зелеными бородами.
У берега в воде расплывались облачка ила.
- Недавно был здоровый... ходил тут. Пасся. Почему же Володя не свалил
ни одного? За-а-агадка...
Мы вернулись в протоку с быстрой водой, потом - на Бикин.
- Ну что, - деланно-безразличным тоном спросил Симанчук, - будешь в
одиночку охотиться? Можешь в этом заливе...
- Если позволишь... - голос у меня осекся.
- Ладно.
Тогда я ничего не понял. Но потом, во время бессонных ночей в нарко,
когда вспоминал и перебирал в памяти радостные мгновения светлой полосы,
открылись и стали понятны странности Симанчука. Ведь он по-своему,
по-таежному приучал меня к самостоятельности, без которой не может быть
охотника. Потому и ссору затеял, а затем показал прекрасный залив.
Вечером мы поставили на косе палатку. Охотник, толкаясь шестом, чтобы
не пугать зверей мотором, ушел вверх, а я на оморочке подался в залив.
Внутри оморочки имеется несколько поперечных перекладин - говоря
по-морскому, ребер жесткости. Охотник садится в центре посудины, поджав под
себя ноги. Две перекладины перед ним имеют чашечкообразные впадины. На них
кладут карабин. Охотник гребет веслом на глубоком месте, а войдя в залив,
орудует короткими шестиками. Как только он увидит зверя, шестики тотчас
оставляет в воде, класть их в лодку нельзя: стукнешь - спугнешь. Поэтому в
оморочке всегда несколько пар шестиков, вырезанных из тальника.
Я решил не брать столько "оборудования". Оморочка у меня так качалась и
ходила ходуном, что шестики гремели по дну, а карабин грозил свалиться в
воду. С этим я ничего не мог поделать, поэтому пошел на хитрость. На
перекладины я положил какую-то тряпку, так что и карабин, и пара шестиков, и
весло ложились на них совершенно беззвучно, не скользили. Я очень гордился
своим изобретением, носился с ним и рассказывал всем охотникам, предлагая
перенять ценный опыт. Но они почему-то смущенно переглядывались и переводили
разговор на другое. Лишь много позже я понял, какой дурацкой оказалась моя
выдумка.
Второе, что меня беспокоило, - ноги. Поскольку я не мог сидеть поджав
ноги - к этому местные жители приучаются с детства, - то заталкивал их под
перекладину. Это была тяжкая процедура - вбить ноги в резиновых сапогах в
проем, не рассчитанный и на тапочки. По окончании процедуры я составлял с
оморочкой единое целое. Я был забит в нее, как жакан в патрон, и мог уже
называться оморочко-человеком или человеко-оморочкой. И старался не думать о
том, что будет, если вторая моя часть перевернется. Случись это на мелком