"Андрей Назаров. Анфилада (Упражнения на тему жизни) " - читать интересную книгу автора

Богом Ветлюшки - деревеньку о семнадцати дворах. Анельку и на войну не
забрали, потому что комиссия сюда не добралась. И в голода, с войной
пришедшие, ее, как и всех лошадей, подвешивали весной в стойле на вожжах,
чтоб не пала с голода.
Самого мальчика привезли в Ветлюшки из города по первой траве,
обещавшей лошадям год жизни. И ему, как надеялась мать, отправившая его сюда
в бриджах не по росту и кургузом пиджачке - в городском рванье, вызывающе
нелепом среди рванья деревенского.
Он сразу выбрал ее - Анельку, остановился у стойла и достал ладонью
резную морду с прорисованными жилами.
- Хозяин, - заметил Петро, инвалид, приставленный к лошадям за
ненадобностью, чей протез утопал по щиколотку в навозе и прелой соломе.
С того дня он работал на Анельке, и прозвище это, Хозяин, прилепилось,
как репей, но было для него лишено всякого смысла, пока негнущийся белый
старик Сидор-Лопата не рассказал ему, что Ветлюшками, как и большими селами
Серафимовкой и Троицей, и всеми деревнями и селами, покосами и неоглядными
лесами по обе стороны Мездры, владели исстари предки мальчика. Последним его
дед, который не "ушел" и поэтому здесь же, на этих землях, был расстрелян
чужими людьми от новой власти. "Нас, почитай, тогда и порешили. Ужо и
коллектизовать было некого. Темные мы, с суглинок".
Мальчику не исполнилось еще и семи лет, и рассказ Сидора-Лопаты сковал
его ужасом. Тот враждебный мир богатых и бедных, с которым покончила
революция, оказался пугающе близок, и он, мальчик, был к нему непоправимо
причастен. Сидор-Лопата поднялся с лавки и как-то беспорядочно, словно
подгоняемый страхом мальчика, начал шарить по закуту, а потом протянул ему
плетеный кнут.
- Владей, Хозяин!
Сидор был резчик, великий мастер, ездили к нему городские люди и
отбирали работы его на выставки, чтобы другие смотрели. Самого Сидора-Лопату
в город, правда, не брали и резьбы своей он никогда больше не видел. Но это
давно, до войны, когда у него еще руки гнулись.
- Моя работа, - добавил старик. - Не сменяй, смотри.
Пальцы мальчика едва сошлись на коротком кнутовище травленого дуба.
Коричневые кони, вырезанные рельефом по черному, были вытянуты в скачке во
все кнутовище, а сколько их было, не счесть - целый табун уместился.
Мальчик уходил, прижимая к груди сокровище, и все думал о том, почему
дома никто не говорил ему про расстрелянного деда, про его земли, леса и
покосившиеся избы. Ничего он об этом не знал, только лошадей видел изредка,
они хлеб возили в распределитель крытыми телегами на резиновом ходу. И в
учебнике соседки видел он коня-рекордиста, сдвигавшего телегу в четырнадцать
тонн.
Но Анелька, на которой он вырабатывал в то лето "палочки" для хозяйской
семьи, и тонны не сдвигала. Взрослым за световой день работы "палочку"
проставляли, а детям - половинку. Телеги на ходу разваливались, железа с
рассохшихся колес сползали. За двадцать верст в Серафимовку, высокое село с
обрушенной церковью, к кузнецу Игнату править ездил и все понять пытался,
как всеми этими верстами владеть можно. Можно ли, чтобы одному человеку все
это принадлежало? И не поверил мальчик.
Перед покосом хозяйская сестра из города приехала, гостинец привезла из
дома. Ни письма, ни записки, хотя умел мальчик читать. Только наказ