"Владимир Нефф. У королев не бывает ног ("Петр Кукань" #1) " - читать интересную книгу автора

бессмертным. Однако Петр Кукань из Кукани будет далек от того, чтоб
удовлетвориться реализацией Алкагеста: славу рода Куканей он доведет до
апогея, разрешив загадку изоляции Мирового духа, и тем отыщет средство, с
помощью которого гнилое дерево превратит в дерево здоровое, а умирающему
старцу вернет юношеское проворство и силу; и ежели твоя гениальность, в
коей я не сомневаюсь, соединится еще с прилежанием и терпеливостью, тебе
удастся разрешить наконец и вековечную проблему гомункулуса, искусственного
человека, зарожденного в реторте.
Раздвигая в улыбке строгие губы, пан Янек прикрыл утомленные веки,
чтобы во всем великолепии представить себе гомункулуса, свободного от
человеческих недостатков, малюсенького, с мизинец, и прелестного, будто
восковая фигурка, вылепленная рукою мастера, ловкого и язычески
проказливого и при всем том - бесконечно признательного за это свое уму
непостижимое, невероятное существование, ибо, как известно, - нет ничего
худшего, чем небытие. Он видел его, этого диковинного карлика, усилием
науки вырванного из бесконечной пустоты, этакого потешного паренька, видел,
как он расхаживает по столу среди книг, и циркулей, и чернильниц, постоянно
готовый откуда-то выскочить или выглянуть, стройненький, грациозный,
наряженный в милый костюмчик испанского дворянина; сбоку у него рапира,
изготовленная из отточенного острия стальной шпиговальной иглы -
когда-нибудь он выиграет свой первый бой с голодной мышью. Меж тем как
ученый, трепеща, представлял себе этот беспощадный турнир благороднейшего
создания с наиничтожнейшей и примитивнейшей тварью изо всех, сколько их ни
бегает на земле, очки съехали с его носа, и он незаметно уснул покойным
сном.


ТРИ ЖЕНЩИНЫ

Итак, в ту прохладную апрельскую ночь в доме у Куканей спали все - пан
Янек, которому снился гомункулус; брат Августин, кому, без сомнения,
грезилось нечто благочестивое; дитя, которому, как нам думается, не снилось
пока ничего, и маменька, молоденькая, но деятельная дочка бедного
кастратора; ей, применительно к незатейливости ее мысли, мерещилось нечто
сбивчивое, что-то о золотых каретах, в которых когда-нибудь покатит ее сын.
Меж тем над колыбелью - неведомо откуда возникнув - наклонились три
женщины.
Откуда они взялись - оттуда и взялись, взялись - и все тут: да, да,
только так, и никак иначе. Явились, откуда всегда являлись с незапамятных
времен, и теперь собрались в одном месте. Все три были прекрасно сложены,
стройны, облачены в блестящие, вольно ниспадающие одежды и словно
просвечивали - то больше, то меньше. В те поры их называли Парки, богини
судьбы, за ними и до сих пор сохранилось это прозвание, но в
действительности это были древние мойры языческих верований - Клото,
Лахесис и Атропос, дочери бога-громовержца. Клото и Лахесис были светлые
или светловатые, Атропос - чернявая, то есть до такой степени черная, что,
если бы не угольки, еще тлевшие в очаге камина, ее вообще нельзя было бы
заметить.
Прежде чем исполнить свое предназначение, ради которого они пустились
в путь, богини рассмотрели ребенка, чью судьбу им предстояло определить.