"Николай Алексеевич Некрасов. Необыкновенный завтрак " - читать интересную книгу автора

просительным видом, смотрел подобострастно, говорил только в крайних случаях
и нередко совсем не то, что думал; словом, на каждом шагу он делал по
привычке те маленькие подлости, которые лишают человека оригинального
колорита и низводят на степень пошлых людей. Иногда, смотря, с каким
простодушным, по-видимому, в высшей степени искренним жаром герой наш
поддакивал и улыбался остротам какого-нибудь нужного человека, его можно
было принять за дурака первой руки. Подобная роль, конечно, не может дать
большого веса в жизни практической. Герой наш очень скоро это почувствовал и
несколько раз пытался переделать себя - прикидывался наглым, беспечным,
хвастуном, резким в суждениях, но беспрестанно впадал в промахи, за которыми
тотчас являлось сознание, и это еще более увеличивало его мучения. Он писал
обо всем, о чем только можно писать для печати, но был, подобно большей
части сотрудников русских журналов, удивительно малообразован. Зато в
значительной степени обладал способностью прикидываться всезнающим, и если
знал о предмете сотую долю, то очень искусно разыгрывал пред читателями роль
знающего предмет в совершенство. Он так привык к этому литературному
шарлатанству, что даже нисколько его не стыдился. Часто приходило ему на
мысль желание поучиться (он чувствовал необходимость образования), но
никогда недоставало в нем твердости променять горький кусок хлеба,
доставляемый журнального работою, на независимость, вместе с которою, быть
может, ждала его голодная смерть. По обыкновению слабых людей, он винил в
своих несчастиях ближних, судьбу, обстоятельства, но был виноват только
сам...
Итак, мы пришли в коридор. Рассыльный спал, прислонившись к косяку
двери; мещане шептались между собою, бросая на нас косвенные взгляды;
драматург-водевилист звонил. Наконец ему надоело звонить. Он разбудил
солдата и спросил: дома ли хозяин.
- - Дома,- отвечал солдат,- изволит читать калехтуру.
Драматург-водевилист хотел снова звонить; но в ту самую минуту форточка
соседнего с дверью окошка отворилась, и в ней показалась голова сотрудника
газеты, знаменитой замысловатостью эпиграфа, всклокоченная, заспанная, с
небритым подбородком и носом в чернилах.
- - Господа! - сказал он.- Если вы хотите попасть в мою квартиру, то
прежде всего пошлите за слесарем. Надобно сломать замок.
- - Сломать замок?
- - Не иначе. Я заперт снаружи.
Затем он подозвал отставного солдата и, вручив ему несколько
прочитанных корректурных листов и две-три страницы "оригинала", принялся
толковать, куда что отнести, когда прийти за окончанием статьи и пр., и пр.
- - Слушаю, ваше благородие. Счастливо оставаться!
Солдат ушел.
- - Кто же тебя, братец, запер? - спросил драматург-водевилист.- Говори
откровенно: не запирайся!
Кудимов, имевший свои причины восхищаться остротами Анкудимова,
захохотал.
- - Кто запер? - отвечал хозяин с некоторою досадою.- Человек запер!
- - Как человек?
- - Ну как... разумеется как - ключом!
Послышался стук сапогов, подбитых гвоздями, и в центре кружка,
образовавшегося около окошка из членов нашего общества, явился рыжебородый