"Геннадий Андреевич Немчинов. Это была весна (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Мать быстрым движением сбросила полушубок, упала на снег и медленно и
осторожно поползла к Лешке, широко раскидывая руки. Ее глаза надвигались на
Лешку, успокаивая, завораживая его своим влажным родным блеском, приказывая
держаться. В правой руке матери была веревка - она, конечно, сразу все
поняла, увидев провалившегося сына, и мгновенно сообразила, что он в воде. А
веревка у нее всегда была под рукой, через спину Пеструхи вместе с
несколькими торбами была перекинута и связка веревок.
- Так, сынок, так, ну, еще минуточку... Ну, еще...
И как же бесшумно ползет к нему мать, не дрогнет, не хрустнет лед под
ней. Мать сначала хотела бросить ему веревку, но потом передумала - она
вдруг цепким и каким-то хищно-обрывистым движением правой руки,
приблизившись почти вплотную, просунула веревку ему под мышки, тотчас
потянула к себе этот конец, и сразу оказалась в метре от него, обманув тяжко
захрустевший лед.
- А теперь, сынок, давай-ка вместе... - Приказ, облегчение послышались
в ее голосе. - Я тихонько буду тащить, а ты подымайся на руках, помогай
мне... Ну, Господи благослови...
Лешка видел, как, круто изогнув шею, смотрит на них стоявшая неподвижно
Пеструха. Ему даже показалось, что она, подняв голову, изо всех сил
удерживает тревожное мычание.


2

По-настоящему пришел в себя Лешка в избе на печке следующим утром. Всю
ночь его тряс озноб, стучали зубы, в голове было так нехорошо, что все у
него мутилось - слова и голос матери... чьи-то аханья... еще женский
грубоватый и какой-то придирчивый голос... То его трут, то укутывают во
что-то вонючее и горячее, льют в горло какую-то жидкость - кипяток не
кипяток, молоко не молоко, но есть привкус меда и каких-то горьких трав. И
затем все стало тихо, он оказался на печи и провалился в забытье. И вот
сейчас очнулся и смотрит с печки. За цветистой занавеской слева слышится
какое-то шуршанье, оханье, стук чугунков, ухватов, оттуда выбивается
сизоватый едкий дым, он ползет по полу, поднимается вверх. В низко сидящее
окно - видимо, изба очень старая, потихоньку оседавшая в землю - видна все
та же вчерашняя низина. Но сейчас она кажется такой праздничной, сияющей,
что глаз не оторвать. И сильный, белый с голубым, свет бьет оттуда, доходит
до окна, врывается в избу. В голове Лешки все успокоилось, но как бы еще не
улеглось, и она ощущается им какой-то легкой и словно чужой; по лбу
постукивают приятные горячие молоточки несильной боли, и хочется лежать не
шевелясь и лишь смотреть и смотреть. А когда он попробовал закрыть глаза,
его тут же подхватила мягкая волна, приподняла и понесла куда-то. Он
испугался, впился пальцами в клочковатый старый мех полушубка, который был
брошен на печь, поскорее опять открыл глаза.
Матери в избе не было, но Лешка понимал, что она где-то здесь, рядом,
иначе и быть не могло. В углу справа стояла широкая деревянная кровать,
покрытая лоскутным одеялом, - таких одеял много повидал Лешка за время
скитания с матерью по деревням. Они пестрели почти в каждом доме, где он
побывал, - совсем старые, вылинявшие, с пробившийся сквозь дырки свалявшийся
ватой, и поновее, а то и праздничные, ярчайшие, от которых глаз не отвести.