"Александр Немировский. Я - легионер (Рассказы)" - читать интересную книгу автора

неверным, смерть - долгой и мучительной.
Римлянин наклонился и быстро поднял с земли меч. Его короткое лезвие
блеснуло на солнце.
- Вот, возьми!
Пастух попятился. В глазах его сквозил ужас.
- Нет! Нет! - пробормотал он. - Я не могу, я не хочу тебя убивать! И
разве ты виноват в том, что со мною было?
Сейчас пастух уже не помнил о том, как совсем недавно с ножом в зубах
он подкрадывался к римлянину, чтобы лишить его жизни. Что же произошло в эти
несколько минут? "Этот римлянин не такой, как другие, - думал пастух. - Он
слишком хорош для Рима. Но почему он не может жить без своего города,
принесшего ему горе? Почему ему мало этого простора, этих сосен, этих
синеющих на горизонте лесов?"
- Остановись! - кричал римлянин. - Заклинаю тебя богами, остановись!
Пастух бежал к берегу, увязая по щиколотки в глубокая песке. "У каждого
есть счеты с жизнью и богами, - думал он. - А я не могу быть убийцей".
- Уведи мой челн, - услышал он голос издалека. - Утопи его в море. Я не
хочу, чтобы они узнали, как умер Овидий.
Пастух направился к лодке. "Овидий... - думал он. - Римлянина зовут
Овидием". Он никогда не слыхал этого имени. Да, этот римлянин не такой, как
другие.
Пастух шел по берегу вдоль моря. Языки волн зализывали следы.


Я - легионер

Человек этот, на которого у нас в Путеолах[39] никто бы не обратил
внимания, обладал какой-то удивительной властью над новобранцами,
выстроенными на утоптанной пхощадке в два ряда. В его неторопливой,
размеренной походке, в манере держать голову, в словах команды, которые он
вытягивал из себя, чувствовалось превосходство, словно Луцилий (таково его
имя) был консулом или легатом, а не простым центурионом.[40]
- Я вас обломаю! - сказал Луцилий, закладывая руки за спину. - Вы
поймете, что такое дисциплина.
И как бы в подтверждение своего могущества он заставил нас бежать на
месте. И хотя это было совершенно бессмысленное занятие, не предусмотренное
никакими правилами, все покорно поднимали ноги, и я делал то же самое. А
потом он приказал нам лечь грудью на землю и не шевелиться. Перценний (так
звали моего соседа по палатке) проявил недостаточную расторопность, за что
центурион отстегал его прутом. Вряд ли это было больно. Но как-то странно
видеть, как бьют рослого парня, который мог бы одним ударом свалить с ног
мучителя.
В палатке перед тем как уснуть я долго размышлял над всем виденным и
пережитым. Я понимал необходимость дисциплины. Она была нужна во времена
Камилла, когда Рим осаждали полчища галлов, во дни Сципиона, когда пуны
хозяйничали в Италии. Но теперь мы стоим на Данувии в чужих землях. Нам
никто ее угрожает. Почему я должен выполнять прихоти Луцилия, терпеть его
издевательства?
Однажды Луцилий вызвал меня из строя и стал рассматривать мои ноги с
таким удивлением, словно это были копыта. И только из ругани,