"В.И.Немцов. Параллели сходятся " - читать интересную книгу автора

общежитии делегатов я пробуждался по ночам от звонкого голоса Кирсанова:
"А, Б, В, Г, Д, Е, Ж, всех врагов возьмём за Ж..." В его стихах сочетался
фольклор озорных частушек с поэтикой Маяковского. У него ведь тоже была
"азбука". Я знал, что Кирсанов учился у Маяковского и даже вместе с ним
выступал. Знал также о тёплом отношении Маяковского к молодому поэту, и
этого было достаточно, чтобы проникнуться искренним уважением к делегату
Юголефа. Года через два, уже будучи студентом университета, услышал
Кирсанова на вечере поэтов в клубе МГУ. Меня обрадовали и его стихи и
поразительное мастерство чтения. Вот уж где было абсолютно органичное
слияние поэтического и актёрского мастерства! Особенно мне запомнились
"Наездница Мэри" и "Бой быков". Ну как же это могло мне не понравиться?
Ведь стихи-то о цирке и народных зрелищах.
Все эти воспоминания о встречах на конференции отрывочны и
фрагментарны. Несомненно, я видел и слышал многих известных писателей и
поэтов. Помимо тех, о ком я успел обмолвиться хоть несколькими словами,
помимо Демьяна Бедного, Серафимовича, Ю.Либединского. В.Киршона с его
страстной горячей речью... Покопаться в памяти -- и о многих можно было бы
хоть в нескольких строках да рассказать. Но тогда я окончательно отвлекусь
от темы о сходящихся параллелях, так как если задержусь слишком долго на
одной из них, то у меня не останется ни времени, ни бумаги, отпущенной для
этой книги, чтобы продолжить повествование о событиях и людях, которые в
какой-то степени оказали влияние на мой дальнейший путь.
Этот путь во многом определил Маяковский, как я уже не раз повторял, и
об этом сейчас и пойдёт речь.
Мог ли я тогда семнадцатилетним мальчишкой предполагать, что не только
увижу Маяковского, но и буду читать ему свои беспомощные стишата? Никогда и
не мечтал об этом.
Но вот на конференции, о которой только что рассказывал, после
окончания одного из заседаний, возможно именно того, когда Маяковский
выступал, кто-то меня с ним познакомил, представил как молодого поэта,
делегата от тульского рабфака. Владимир Владимирович уже оделся и устало
сидел на подоконнике в одной из гостиных. Не помню -- то ли это было в
помещении Пролеткульта, то ли в другом здании, где происходила конференция.
Я хорошо запомнил внешний облик Маяковского по портретам в его
сборниках, видел на трибуне страстным, настойчивым в своей правоте, с
громоподобным басом, широким, размашистым жестом и проницательным, порою
испепеляющим взглядом огромных выразительных глаз. А сейчас передо мной
могучий человечище с застенчивой улыбкой и, протягивая для рукопожатия
широкую тёплую ладонь, говорил:
-- Почитайте что-нибудь, пожалуйста.
Как и у многих молодых поэтов, была и у меня юношеская бравада, когда
сам чёрт не брат. В ту пору меня не смущала даже самая взыскательная
аудитория, но тут я почувствовал невероятное смятение. Пожалуй, её можно
сравнить лишь с первой встречей влюблённого, когда он ждёт приговора.
Маяковский понял моё состояние и виновато произнёс несколько ободряющих
слов. В них сквозили и боль, и раскаяние, и извинение, будто он обидел
меня, сам того не желая.
И вот тогда, при самой первой встрече, я смутно начал понимать, что
существуют два Маяковских. На трибуне видел "агитатора, горлана, главаря",
а в жизни -- застенчивого, тончайшей душевной чуткости человека. Потом в