"Збигнев Ненацки. Великий лес (журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора

Гауды. Большинство полуразрушенных домов в нем скупили люди из больших
городов, отремонтировали, за деревней построили несколько десятков
деревянных вилл с островерхими крышами, почти достающими до земли. В озеро
вдавались узкие помосты для моторок и яхт. Неподалеку, километрах в двух в
глубь леса, стояли огороженные сеткой и двумя рядами колючей проволоки две
опустевшие виллы, которые были и как бы не были собственностью персон,
известных по первым страницам газет. Марын никогда не заглядывал туда. Он
только несколько раз пересекал дорожку, залитую асфальтом, но уже
потрескавшуюся, местами поросшую высокой травой, потому что никто по ней
давно не ездил, впрочем, это запрещал дорожный знак, стоящий на опушке.
Старший лесничий Маслоха рассказывал, что почти год в Гаудах заседала
какая-то комиссия, и деревня выглядела тогда как напомаженный труп. А потом
комиссия вдруг уехала, и летом владельцы стали робко приезжать - сначала на
день, на три дня, потом дольше, даже с женой, с детьми, с собакой. "Этим
летом, снова все приедут",- заявил старший лесничий, и это подтвердилось,
потому что открылась бездействовавшая весь год деревянная гостиница со
стенами, выложенными лиственничными панелями, рестораном и семью комнатами
наверху. Пока в ресторане не было большого выбора блюд, большей частью
подавали фляки с хлебом и предлагали дорогие русские коньяки. Владелец
гостиницы держал только барменшу и одну официантку, похоже, собственную
дочку. Ей было не больше шестнадцати лет, узкие бедра, пухлые ягодицы,
хорошенькое личико с густыми, от природы светлыми волосами и остро торчащие
маленькие девичьи груди. Ей нравился Юзеф Марын, когда время от времени он
приезжал сюда поесть фляков и выпить рюмку коньяку. Нетрудно было выделить
его из толпы обшарпанных и недомытых лесников, которые пока - до лета и
приезда хозяев домов и вилл - оставляли перед гостиницей служебный транспорт
и напивались собственной водкой, привезенной в карманах зеленых мундиров.
Эта девушка подавала Марыну фляки и рассеянно смотрела на него большими
голубыми глазами, улыбалась маленькими, ненакрашенными губами и, видимо,
только и ждала, чтобы он условился с ней где-нибудь в лесу. Марын знал
нескольких таких девушек с таким же рассеянным взглядом и бледной улыбкой на
губах, которая маскировала пекло вожделения, мучающее их. Ни один мужчина не
мог их удовлетворить, хоть бы и делал это по три раза на дню и шесть раз
ночью. Никогда они не были благодарны мужчине за это, не привязывались,
всегда рассчитывали, что другой окажется лучше. Только к сорока годам они
вдруг понимали, что лучших нет и никогда не будет. Такая, как она, пошла бы
через лес и за десять километров в лесничество в Морденгах, только за тем,
чтобы Марын занимался ею несколько часов. Однако, когда он представлял себе
две однообразно скрипящие кровати - одну наверху, а другую внизу, к нему
вернулось чувство брезгливости.
По дороге в Гауды он свернул в сторону болота Топник у озера. Вчера на
тропке, протоптанной лесными зверями, он заметил расставленные силки.
Сегодня он сразу увидел мертвую серну, задушенную петлей из тонкой веревки.
Серна была еще теплая, а значит, это случилось самое большее час назад.
Браконьер был здесь, возможно, на рассвете и застал пустую петлю, что
означало, что он снова сюда придет. Может, и не сразу, может, в полдень или
ранним вечером. Он галопом вернулся домой, поставил кобылу в конюшню, взял
фотоаппарат, зеленую плащ-палатку с капюшоном и вернулся на болото. Он залег
в яме от вывороченного когда-то бурей толстого дерева, накрылся
плащ-палаткой, вкрутил телеобъектив, отодвинул три веточки, которые