"Юрий Нестеренко. Крылья" - читать интересную книгу автора

успехи". Может быть, поэтому я никогда не считала его родным отцом, хотя
скорее в глубине моего сознания просто сохранились какие-то воспоминания о
самых первых годах жизни, когда никакого отца еще не было или когда мама
называла его "мастер Штрайе". Ведь сравнивать-то мне было не с кем. До
десяти лет я прожила затворницей, общаясь лишь с матерью, отчимом, время от
времени - с доктором Ваайне и, в последние годы, с Ллуйором.
Впрочем, я от этого не страдала. Мне не разрешалось мешать отчиму,
когда он читает или отдыхает, но в остальном дом и сад были в моем полном
распоряжении. Включая, разумеется, и библиотеку. Когда я была слишком
маленькой, то просто не доставала до полок и не могла натворить бед, а к
тому времени, как подросла, мне уже внушили должное почтение к книгам. И все
же в том возрасте книги еще не могли увлечь меня надолго, однако у меня
хватало других развлечений. Уже сам дом с его высокими стрельчатыми окнами,
широкой каменной лестницей, старинной громоздкой мебелью (монументальные
ножки столов возвышались подобно колоннам), тяжелыми портьерами, за которыми
было так удобно прятаться, потемневшими от времени картинами на стенах и
башнеобразными напольными часами в гостиной казался мне огромным рыцарским
замком.
А еще в доме был чердак, в чьем пыльном сумрачном чреве на протяжении
нескольких поколений скапливался всевозможный хлам. Для меня это был
неисчерпаемый кладезь сокровищ. Запах затхлости и нагретого солнцем дерева
казался мне самым романтическим на свете. Я просиживала там часами,
вытаскивая то старый плащ с завалявшейся в кармане монетой времен Паарна II,
то потрепанный кожаный доспех с бронзовыми бляшками, то истертый гобелен со
сценами охоты на твурков (от него поднималось особенно много пыли, и мне
нравилось смотреть, как пылинки, сверкая, клубятся в луче солнца, падающем
через небольшое полукруглое окно), то какую-нибудь домашнюю утварь, а то и
вовсе предметы, назначение которых мне было неизвестно - как я потом узнала,
среди них были и отслужившие свое небольшие орудия пыток.
Когда мне надоедало копаться во всех этих вещах, я усаживалась в
массивное кресло без ножек или на окованный железом сундук и просто
фантазировала; в своих мечтах я становилась то королевой в тронном зале, то
предводительницей пиратов в заваленной трофеями капитанской каюте. Может
быть, для роли грозной повелительницы мне и недоставало реальных подданных,
но я с успехом заменяла их воображаемыми. Нередко я ложилась на живот возле
самого окна, утыкаясь носом в пыльное стекло; я смотрела вниз на землю и
взмахивала крыльями, и мне казалось, что я лечу...
Другим замечательным местом был сад. Кто-то из прежних палачей - дом не
принадлежал семье Штрайе, он был собственностью Тайной Канцелярии и
переходил от одного королевского палача к другому, - так вот, кто-то из
предшественников отчима был страстным садоводом и проводил чуть ли не все
свободное время, подравнивая клумбы, собирая вредителей и фигурно подстригая
кусты и деревья. Однако отчим был совершенно равнодушен к этому занятию и
позволил саду прийти в запустение. Надо ли говорить, каким подарком это
стало для меня! Плитки аллеи, сквозь трещины и щели которых буйно
пробивалась трава, были для меня дорогой к заколдованному замку, в джунглях
буйно разросшихся кустов прятались свирепые северные дикари, а деревья, на
которые я взбиралась, становились то мачтами адмиральского корабля, то
сторожевыми башнями колониального форта...
В общем, мне никогда не было скучно наедине с собой. И, пожалуй, первой