"Юрий Нестеренко. Крылья" - читать интересную книгу автора

битв и географических открытий, но и хитросплетения интриг всяких древних
королей и князей. Постепенно из всего этого чтения и моих игр "в королеву"
сложилась идея моей собственной страны, которую я, не мудрствуя лукаво,
назвала "Эйонайа"; я нарисовала ее подробную карту и стала сочинять ей
историю, записывая ее летописи с древнейших времен. Эти "хроники", должно
быть, до сих пор валяются где-то на чердаке дома королевского палача в
Йартнаре...
Ллуйор, естественно, был привлечен к этой затее, и поначалу она увлекла
его не меньше чем меня, но ему быстро наскучил мой чересчур академический
подход. Он и настоящих-то правителей никак не мог выучить, а тут ему
предлагалось запомнить выдуманных. Пусть даже он сам мог участвовать в их
создании, однако забывал он их с такой же легкостью, с какой сочинял, и на
другой день его новая версия эйонайских событий не имела ничего общего с
зафиксированной в хрониках накануне, с чем я никак не могла примириться, а
когда он упорствовал, сердилась и кричала на него. В конце концов он заявил,
что это глупая игра и что он лучше пойдет на улицу гонять мяч с мальчишками.
Сказано это было, очевидно, для того, чтобы уязвить меня: ведь ему-то никто
не запрещал уходить со двора. Хотя на самом деле он этим правом практически
не пользовался, ибо не знал - а точнее, знал, - как соседские мальчишки
примут ученика палача. И в тот раз тоже дальше ворот не ушел. Я благородно
не стала заострять на этом внимание, но больше уже не звала его играть в
Эйонайу, ставшую отныне моей и только моей. Последние эйонайские хроники
были записаны мною в возрасте тринадцати лет.
Тем не менее Ллуйор оставался моим другом, с которым я делилась самым
сокровенным - в том числе, конечно, моей мечтой. Да и трудно было бы ее
скрывать - он ведь не раз видел, как я пытаюсь натренировать крылья. Я
пробовала удержаться в воздухе, прыгая с малой высоты с деревьев, но Ллуйор
предложил радикальный метод - прыжок с крыши, о котором я уже рассказывала.
Разумеется, я не сказала родителям, чья это была идея, да и, в конце
концов, я была сама виновата, что послушала его и настолько уверилась в
успехе, что не задумалась о возможных мерах безопасности. Представьте себе,
мне было даже совсем не страшно прыгать, тем более что у меня уже был
немалый опыт полетов во сне.
В тот год Ллуйор пошел в первый класс. Поначалу отчим хотел отдать его
сразу во второй как уже умеющего читать и писать, но, трезво оценив
способности подопечного, решил этого не делать. Как и следовало ожидать,
будущего ученика палача там встретили неласково. А если учесть, что и сам
процесс учебы, мягко говоря, не доставлял ему удовольствия, то
неудивительно, что школу он в конце концов бросил. Правда, сказать об этом
дома Ллуйор не решился; он уходил с утра как будто на занятия, а сам целый
день играл на улице с мальчишками, с которыми все-таки свел знакомство (они
жили в другом районе Йартнара и не знали, что он - ученик палача). Среди
этих мальчишек были и другие прогульщики и самые натуральные босоногие
оборванцы, у родителей которых просто не было денег на школу, но им-то он не
читал никаких проповедей о недостойности подобного поведения...
Естественно, спустя какое-то время все это открылось. И, естественно,
Ллуйору сильно не поздоровилось. Как я уже говорила, меня отчим никогда не
бил, но его тогда все-таки выпорол, сказав, что ученику палача следует иметь
о боли не только теоретическое представление. Досталось ему (уже на словах)
и от мамы, и от меня.