"Леонид Нетребо. Горький виноград" - читать интересную книгу автора

холмами серый дым, погрозил туда свободной рукой, хотел сказать громко, но
захлебнулся, прерывисто захрипел, погладил дочку, жарко прошептал: " Мы
вернемся, кызым, вернемся, дочка, вернемся!..." - Захватил сморщившееся лицо
огромной грязной рукой, сдавил пальцами глаза и беззвучно заплакал.
Проезжавший мимо сарбаз взял у него девочку и усадил в свое седло. Юсуф,
спотыкаясь об острые камни, пошел рядом.


II. САМАННАЯ ОКРАИНА
- Ну, заходи, брат, прощайся, - Эркин толкнул калитку, пропуская меня
во двор.
Дом был пуст. Мои родители окончательно съехали уже месяц назад, но
Эркин, новый хозяин, один из женатых сыновей многодетной узбекской семьи,
проживающей в таком же доме напротив, сюда еще не перебрался.
- Тебя ждал. Завтра начну потихоньку. Мне недалеко, - он виновато
улыбнулся, - пешком перееду. Тебя ждал, братан...

Наши с Эркином отцы строили дома одновременно, это было в самом начале
шестидесятых.
Участки под строительство им, начинающим работникам цементного завода,
выделили на самой окраине, у реки, на месте когда-то стоявшего здесь
небольшого кишлака, который, говорят, и дал название этому городу. Две наши
молодые семьи, узбекская и русская, проживали во времянках, расположенных в
серединах будущих дворов, среди поросших маками и колючкой, заглаженных
временем, бесформенных глиняных выступов и углублений. Делать саманный
кирпич наши отцы наняли шабашников, двух мужчин, таких же молодых, как наши
родители. Звали их Дуб и Басмач. Это были клички, которыми они величали друг
друга. Не помню откуда, но мы знали, что первая была производным от фамилии,
а вторая образовалась благодаря родовому происхождению ее носителя. Матери
шептали нам, что люди эти недавно вышли из тюрьмы, и маленьким детям не
следует вертеться около них без надобности. Разумеется, это только
подогревало наш интерес к веселой , добродушной паре. Они появлялись каждое
утро, обнажались до пояса, перешучиваясь, подначивая друг друга, месили
глину босыми ногами. Затем приступали к формовке - процессу, который нам,
тучке разномастных детских головок, - интернациональной любопытной ватаге,
был особенно интересен.
Басмач зачерпывал матрицей, которая представляла из себя прямоугольное
дощатое корытце с перегородками, небольшое количества песка, протряхивал его
во внутренних полостях, так, чтобы песчинки равномерно приклеивались к
влажным стенкам. Становился на коленки, голыми руками закладывал в
углубления густую глину, вскакивал, хватал груженое корытце за ручки,
поднимал до живота и, сгибаясь под тяжестью, смешно по тараканьи забрасывая
вперед ноги, быстро бежал к ровному сухому месту. Там опускал корытце на
ребро и затем резко переворачивал дном вверх. После того, как деревянная
конструкция, мелко подергиваясь, с песочным шуршанием уходила ровно вверх,
на земле оставались четыре красивых сырых саманных кирпича, по величине в
два раза больше обычных, жженых, которыми наши отцы уже выкладывали печки и
дымоходы.
Дуб был белобрысым веснушчатым парнем, с жилистым, крученым, как
виноградная лоза, телом, покрытым татуировками. На груди выделялся рубленый