"Виктор Николаев. А помнишь, майор...("Записки афганца" #2) " - читать интересную книгу автора

его ошалевшего крика, с ходу врезался "уральским" буфером в глинобетонный
дувал и, опрокидываясь в крутом поворотном крене из-за выросшего внезапно
перед носом машины ребенка, завалился на левый борт, осыпая ограду через
разорванный тент мукой, сухпаем, сахаром и поливая весь этот "салат"
подсолнечным маслом, брызгающим из бьющихся и хрустящих стеклянных бутылок.
Офицеры, получая за все от всех, схватившись за руки добела, без конца
разрываясь и сцепляясь снова, кричали, и этот словесный рев становился все
более сочным. Увеличивая трещину в искусственной человеческой льдине, они
под градом ударов в спину, голову, шею и ниже пояса, сплошь и рядом нарушая
инструкцию о личной защите, впопад и невпопад хлестали митингующих кулаками.
Под людскими ногами металась обезумевшая от страха кошка, держа во рту сразу
двух котят и ежеминутно их роняя. Она не понимала, почему затаптывают ее
детей, которых еще час назад любило все село.
- Витька-а-а... Вить..., - захлебывающийся и орущий шепотом Толька,
стоя на коленях, держал перед лицом ладошки блюдцем, быстро наполняющиеся
его стекающими глазами. Виктор не слышал выстрела дробовика. Увидел только,
как бородатый мужик, лихорадочно переломив ружье, вбивал в ствол новые
патроны.
- Ну... штык! Докажи, что ты молодец!
Перерубленное лицо стреляющего перечеркнулось, как фломастером. Витька
прикладом отобранного ружья расчищал площадку к походной санчасти, держа
согнувшегося Тольку под мышкой. Тот закрыл лицо руками и не то подвывал, не
то мычал. Славка залез на капот "Урала" и, топоча ногами и достреливая в
воздух вторую обойму из ПМа, орал:
- Стоять!.. Разойдись!.. Стоять!.. Разойдись!..
На краю нечеловеческой стихии елозила одуревшая баба-молоканка, спасая
упирающуюся корову, исходящую обильной слюной и ревущую взахлеб человеческим
голосом. Женщина была в фуфайке, надетой почти на голое тело. От страха за
свою корову ей было совсем не стыдно за себя. Страшно лаяли собаки. Плачущий
по-бабьи старик, стоя на карачках, весь грязный, в крови собирал в кучу руки
сына, которых было почему-то очень много. На другом краю адовой пляски обе
стороны дружно били троих офицеров за то, что они мешали Алику и Ашоту убить
друг друга. Сходившего от всего этого с ума солдата Славка усмирил, засунув
ему пистолет в рот, рыча в ухо и тряся с силой за нижнюю челюсть:
- Заткнись, скотина, а то убью здесь же!..
Завалившегося набок и вибрирующего от лихорадочной тряски солдата
запихнули под "Урал".
Час спустя в наступившей тишине было плохо всем. После беглого подсчета
"на глаз" в селении стало меньше учителей, учеников, врачей, отцов, матерей
и детей. И чего-то более главного. Ненависть, насытившись, на время залегла
в свое логово. "Шторка" была подпалена и серьезно прожжена. От человеческой
бойни выиграли только собаки, обалдев от продизбытка из перевернутого
"КАМАЗа". Сидя мирно, рядышком, выли, запрокинувшись назад, разные матери,
еще больше любившие отживших свое детей. Перебинтованные, пахнувшие гарью
офицеры, уже организованно раздавали оставшиеся целыми продукты.
Азербайджанцам - с 8.00 до 14.00, армянам - с 15.00 до 21.00. Людская
струйка отоварившихся, хромая и постанывая, ползла от аварийного "сельпо" к
русскому врачу старшему лейтенанту Диме, которого час назад так и не смогли
забить камнями. Убивая друг друга на родном языке, все с удовольствием
лечились и просили хлеба на русском.