"Виктор Николаев. А помнишь, майор...("Записки афганца" #2) " - читать интересную книгу автора

приветливое "здорово" на "здорово", он уселся на краешек выделенного места.
Судьбы плотно стиснутых вокруг него офицерских семей были порой таковы, что
если отснять несокращенную ни на секунду их жизнь в фильме по сценарию типа
"Судьба офицера", то те изжеванные, скудоумные заокеанские поделки с
претензией хотя бы на блеклый боевичок, гасились бы народными плевками на
второй минуте просмотра. А какие в этом зале были озерно-чистые офицерские
души! Война, как девятый вал, вымыла из них всю невольную накипь, прежде
считавшуюся истиной. Они выздоровели от свиста пуль, от чего разом проходила
хандра, усталость и глупость. Они крепче от этого любили жен, сердечнее
почитали мать, к ладошке которой склонялись, как к целебной иконочке,
благоухавшей от сыновнего поклона. Ладанный запах от мамкиного трепета едино
сочетался с каждым стуком материнского сердца. Стуком, ставшим словами и
молитвой о здравии.
Гревший Виктора справа капитан Сенька - это неповторимая офицерская
чудодейная дорожка судьбы.
В том 83-м, в сентябре Сенька спал с открытыми глазами свою последнюю
ночь в еще полгода назад желанной, волнующей комнате офицерской общаги с
любимой Женькой. Они очень легко встретились, и за один танец на балу в
военном училище на втором курсе без слов полюбили друг друга. Женька честно
дождалась его до выпуска. Сенька ответно отлетал выпускные экзамены, и они
под руку, при одобрительном нервном покуривании двух отцов и сердечных
слезинках двух мамок, улетели на север. Он набирал высоту и спускался с нее
к Женьке. Она носилась по очередям военторговских магазинчиков и, глядя на
единственные на двоих часы, торопилась приготовить нехитрый семейный ужин. А
полгода спустя в ней что-то сломалось. Сенька перекопал в себе и в ней все.
"Пропылесосил", насколько хватило молодого ума, всю свою душу. Но
оказывается, жизнь прожить, что минное поле перейти. Да еще такую
светленькую, неломанную. В утро его ухода на войну она скривившимся, таким
неженькиным ртом проорала в щель закрывающейся двери:
- Желаю, чтоб ты сдох!..
Сеньку вызвали с войны через восемь месяцев. Женька, та его любимая
курсантская и лейтенантская Женька, была смертельно больна раком гортани.
Он хоронил ее, обхватив руками гроб, без осознания и осмысления своих
действий, простив ей все за все.
Летать начал только через три месяца, получив от командира дивизии
допуск на одиночные полеты с оценкой "хорошо". Сенька в очередной раз
заходил на посадку ранним-преранним утром. Курс снижения проходил над южным
городом, куда его перевели служить после Афгана. Он находился уже на
глиссаде снижения, почти над центром спящих кварталов, когда секунды спустя
город, вздрогнув, подумал: "Ученья идут...". Сенька умудрился сделать то, за
что пилоты при встрече снимают шапки - посадил беззвучно падающий самолет на
брюхо без выпущенных шасси, почти на центральную улицу города. "Миг", визжа
по асфальту и ударяясь то хвостом, то крылом об углы домов, не зацепив
никого, выскоблился со скоростью 150 км/час на небольшую площадь, взвизгнул
отчаянно пузом по закавказским камням и, просунув удивленную морду по самую
кабину в престижную местную турецкую баню, успокоился. Командование капитана
Сеньку за это три дня спустя очень осторожно поощрило, видимо, не зная, как
поступить. Москва непривычно промолчала. Полк неделю не летал, а хозяин
бани, что интересно, оценил летное мастерство весьма оригинально - каждую
субботу Сенька с друзьями мог париться там бесплатно. От пуза.