"Фридрих Ницше. Человеческое, слишком человеческое" - читать интересную книгу автора

можно более экономны; но это невозможно. Экономия доброты есть мечта самых
дерзостных утопистов.
49
Благожелательность. К незначительным, но бесконечно частым и потому
весьма влиятельным вещам, на которые наука должна обращать больше внимания,
чем на крупные, но редкие вещи, следует причислить и благожелательность; я
разумею проявления дружеского расположения в общении, улыбку глаз,
рукопожатие, теплоту, которые обыкновенно вплетаются почти во все
человеческие действия. Каждый учитель, каждый чиновник привносит эту добавку
к тому, что является его обязанностью; это есть непрерывное осуществление
человечности, как бы волны ее света, под которыми все растет; в особенности
в узких кругах, в пределах семьи, жизнь зеленеет и цветет в силу этой
благожелательности. Добродушие, приветливость, сердечная вежливость суть
неиссякающие ручьи неэгоистического инстинкта и оказали гораздо более
сильное влияние на рост культуры, чем более прославленные обнаружения того
же инстинкта, которые зовутся состраданием, милосердием и
самопожертвованием. Но ими по обыкновению пренебрегают, и действительно - в
них содержится не особенно много неэгоистического. Тем не менее сумма этих
маленьких доз огромна; их совокупная сила принадлежит к числу самых
могущественных сил. - Точно так же в мире находится гораздо больше счастья,
чем это видят мутные глаза: именно, если уметь правильно считать и не
забывать о всех тех моментах небольшой радости, которыми богат каждый день
каждой, даже самой угнетенной, человеческой жизни.
50
Потребность возбуждать сострадание. Ларошфуко, несомненно, прав в том
замечательном месте своего автопортрета (напечатанного впервые в 1658 году),
где он предостерегает всех имеющих разум от сострадания и советует
предоставить его людям из народа, которые не руководятся разумом и которых
поэтому только страсть может заставить помогать страждущему и энергично
бороться с несчастьем; тогда как сострадание, по мнению его (и Платона),
обессиливает душу. Конечно, следует обнаруживать сострадание, но
остерегаться иметь его; ибо несчастные так уж глупы, что для них знаки
сострадания составляют величайшее благо в мире. - Быть может, придется еще
сильнее предостеречь от чувства сострадания, если понять указанную
потребность несчастных не непременно как глупость и интеллектуальный
недостаток, не как некоторого рода душевное расстройство, вызванное
несчастьем, - так именно, по-видимому, понимает его Ларошфуко, - а как нечто
совсем иное и более подозрительное. Наблюдайте детей, которые плачут и
кричат для того, чтобы вызвать сострадание, и поэтому выжидают момента,
когда их состояние может броситься в глаза; поживите в обществе больных и
душевно подавленных и спросите себя, не преследуют ли, в сущности, эти
красноречивые жалобы и стенания, это выставление напоказ несчастья цели
причинить боль присутствующим? Сострадание, которое затем выказывают
последние, есть для слабых и страдающих утешение в том смысле, что оно
показывает им, что, несмотря на всю их слабость, у них по крайней мере есть
еще одна сила - причинять боль. Несчастный получает своеобразное
удовольствие от этого чувства превосходства, которое возбуждает в нем
проявление сострадания; его воображение усиливается - он все еще достаточно
значителен, чтобы причинять миру страдания. Таким образом, жажда вызывать
сострадание есть жажда наслаждения самим собою, и притом на счет ближних;