"Фридрих Ницше. Человеческое, слишком человеческое" - читать интересную книгу автора

метафизических надежд и приносимого ими глубокого душевного мира и,
например, говорит о "достоверности всего Евангелия во взоре мадонн Рафаэля",
то мы с особенной сердечностью идем навстречу таким изречениям и
рассуждениям: философу тут легко доказывать - то, что он дает, гармонирует с
тем, чего ищет сердце. Это свидетельствует, что менее осмотрительные
свободные умы шокируются только догматами, но что им очень хорошо известно
очарование религиозного чувства; им трудно ради первых расстаться с
последним. - Научная философия должна серьезно остерегаться, чтобы в силу
этой потребности - возникшей и, следовательно, преходящей потребности - в
нее не были контрабандно внесены заблуждения; даже логики говорят о
"чаяниях" истины в морали и искусстве (например, о чаянии того, "что
сущность вещей едина") - что должно было бы быть воспрещено им. Между
осторожно выведенными истинами и такими "чаемыми" вещами остается та
непроходимая пропасть, что первые обязаны своим возникновением интеллекту,
последние - потребности. Голод не доказывает, что для его насыщения
существует пища, он только хочет пищи. "Чаять" не значит в какой-либо мере
познавать бытие вещи, а только значит считать ее возможной, поскольку ее
боишься или желаешь; само по себе "чаяние" не приближает ни на шаг к царству
достоверности. - Непроизвольно кажется, будто религиозно окрашенные отделы
какой-либо философии доказаны лучше, чем друтие; в сущности дело обстоит как
раз наоборот - у нас есть только внутреннее желание, чтобы это так было, -
т. е. чтобы утешительное было также истинным. Это желание склоняет нас
принимать плохие основания за хорошие.
132
О христианской потребности спасения. По тщательном размышлении должно
быть возможно найти свободное от мифологии объяснение для того явления в
душе христианина, которое зовется потребностью спасения, - т. е. чисто
психологическое объяснение. Доселе, правда, психологическое объяснение
религиозных явлений и процессов пользовалось довольно плохой репутацией,
поскольку в этой области проявляло свою бесплодную деятельность богословие,
именующее себя свободным; ибо последнее, как это вытекает из духа его
основателя Шлейермахера, с самого начала было направлено на сохранение
христианской религии и на устойчивость христианского богословия; в
психологическом анализе религиозных "фактов" последнее должно было получить
новую опорную точку и прежде всего новое занятие. Не смущаясь подобными
предшественниками, мы решаемся дать следующее толкование означенного
явления. - Человеку знакомы известные действия, которые с точки зрения
господствующей расценки действий стоят весьма низко; он открывает в себе
даже влечение к таким действиям, которое кажется ему почти столь же
неизменным, как и все его существо. Как хотелось бы ему приучиться к другому
роду действий, которые господствующая оценка признает высшими и лучшими, как
хотелось бы ему исполниться той чистой совести, которая должна сопровождать
самоотверженное настроение! К сожалению, дело остается при этом желании; и
недовольство тем, что оно не может быть осуществлено, присоединяется ко всем
другим родам недовольства, которые вызывала в нем его судьба или последствия
этих, признанных дурными, действий; так что возникает глубокое душевное
расстройство, ищущее врача, который мог бы устранить эту и все прочие его
причины. - Это состояние не ощущалось бы так горько, если бы человек
свободно сравнивал себя лишь с другими людьми; тогда он не имел бы никакого
основания быть особенно недовольным самим собой, он нес бы только всеобщее