"Фридрих Ницше. Несвоевременные размышления: "Давид Штраус, исповедник и писатель"" - читать интересную книгу автора

"проблематические произведения". Кто может сомневаться, что он бы не сжег и
их?
Так поступают постоянно Штраусы нашего времени: они желают знать о
любом художнике лишь постольку, поскольку он касается их домашнего обихода,
а в противном случае признают только курение фимиама и сожжение ароматов. В
этом им должна быть предоставлена свобода, но самое удивительное заключается
в том, что общественное мнение об эстетике так бесцветно, шатко и в то же
время так заманчиво, что оно без протеста позволяет, чтобы подобная выставка
самого жадного филистерства нравилась; оно не чувствует всего комизма той
сцены, когда маленький неэстетический магистр сидит в роли судьи Бетховена.
Что же касается Моцарта, то, в данном случае, следует признать
действительным то, что Аристотель говорит о Платоне: "Даже хвалить его не
должно быть дозволено дурному". Однако, в этом отношении утрачен всякий
стыд, как у публики, так и у магистра; ему позволяют не только открыто
открещиваться от величайших и чистейших проявлений германского гения, как
будто бы он увидел что-то скверное и безбожное, но даже радуются его
неуязвимым признаниям и исповедованию грехов, в особенности когда он кается
не в тех грехах, которые он совершил, а в тех, которые должны были совершить
великие умы. Ах, если на самом деле наш магистр прав?! - думают его
почтенные читатели, находясь, между прочим, в припадке сомнения; а он сам в
эту минуту присутствует там, посмеиваясь, глубоко уверенный в себе,
произносит важные речи, проклинает и благословляет, сам снимает перед собой
шляпу и каждую секунду готов сказать то, что сказала герцогиня де-Ла-Форт
госпоже де-Сталь: "Я должна признаться, мой милый друг, что никто не бывает
постоянно так прав, как я!"


6

Труп - это прекрасная идея для червяка, а червь - страшная идея для
всего живого. Черви представляют себе рай в виде жирного тела, профессора
философии в отыскивании внутреннего смысла идей Шопенгауэра и пока будут
существовать грызуны, будет существовать рай и для них. Поэтому наш первый
вопрос будет таков: как представляет себе последователь новой религии свой
рай? Ответ на него следующий. Штраусовский филистер распоряжается в
произведениях наших великих писателей и виртуозов так, как червь, который
живет - разрушая, удивляется - пожирая, и молится - переваривая пищу.
Теперь следует наш второй вопрос.
Где обитает тот подъем духа, которым наполняет новая религия своих
верующих? И на этот вопрос был бы готовый ответ, если бы подъем духа и
нескромность были бы одно и то же, потому что тогда у Штрауса не было бы ни
малейшего недостатка в действительном и настоящем мужестве мамелюка, и эта
достойная скромность, о которой Штраус говорит в вышеприведенном отрывке о
Бетховене, есть только стилистический, а не моральный оборот. Штраус попутно
принимает участие в смелых подвигах, на которые отваживается всякий
прославленный победами герой; все цветы распускаются лишь для него, для
победителя, и он хвалит солнце за то, что оно вовремя освещает именно его
окна. Даже старую почтенную вселенную он не оставляет без похвалы, как будто
бы этою похвалой она была освещена впервые и с этих пор должна двигаться
вокруг одного только центрального атома - Штрауса. Вселенная, учит он нас,