"Фридрих Ницше. Несвоевременные размышления: "Давид Штраус, исповедник и писатель"" - читать интересную книгу автора

Дарвине или о смертной казни, он все же относится к этому почти равнодушно,
потому что он в общем чувствует безопаснее для себя дышать своим собственным
воздухом и слышать отголосок своего голоса, своих потребностей. Так
мучительно должно затронуть это всеобщее заключение всякого истинного друга
немецкой культуры, так неумолимо строго должен он объяснять подобный факт и
не бояться открыто высказать свое объяснение.
Все мы знаем обыкновенный способ нашего века обходиться с наукою. Да,
мы знаем его, потому что сами живем и поэтому-то никто не задает себе
вопроса, какая польза может быть для культуры при подобном отношении к
науке, предполагая, конечно, что всюду на первом плане находится самое
лучшее стремление и самое горячее желание работать для культуры. Ведь в
самом существе стремящегося к знанию человека лежит действительная
странность (совершенно несоответствующая его личному виду). Он лишает себя
счастья, как самый гордый праздношатающийся человек, как будто-бы само бытие
не есть нечто самое блаженное, несомненное, но твердое, гарантированное
надолго обладание. Ему кажется возможным обращать жизнь в вопрос, ответ на
который в своем основании имеет силу лишь для того, кто застрахован на жизнь
в лености. Вокруг него, наследника немногих часов, неподвижно поднимаются
самые ужасные крутизны, каждый шаг должен напоминать ему "куда? зачем? для
чего?" Но его душа расцветает, если представляется случай считать пылинки
цветка и разбивать на дороге камни, и он всецело отдает этой работе весь
запас своего организма: веселье, силу и желание. Эта странность, именно
человек, стремящийся к науке, эта новость в Германии довела людей до
страшной торопливости, как будто наука - это фабрика, где каждая
просроченная минута влечет за собой штраф. Теперь человек так упорно
работает, как четвертая степень рабства. Его труд уже более не занятие, а
гнетущая необходимость. Он не сворачивает ни вправо, ни влево, но проходит
мимо всего и даже мимо сомнений, которые носит в себе сама жизнь. Он
проходит мимо всего с тем полувниманием или с той отвратительной
потребностью к отдыху, которая так свойственна исчерпавшему свои силы
работнику. Итак он приступает теперь к культуре. Он поступает так, как будто
для него жизнь только покой, но недостойный покой. Даже во сне он не снимает
с себя ярма, как раб, которому и на свободе грезятся необходимость, работа и
побои. Наши ученые почти не отличаются (что конечно не говорит в их пользу)
от землепашцев, которые желают увеличить свое небольшое состояние,
перешедшее им по наследству, и которые целый день, с утра до ночи, погружены
в обработку своего поля, в хождении за плугом и понукании волов. Одно из
главных положений Паскаля состоит в том, что люди так упорно посвящают жизнь
занятиям и науке лишь для того, чтобы избегнуть гнетущих вопросов, которые
им навязывает каждая минута уединения и всякий действительный досуг; именно
вопросов: "зачем? куда? и почему?". Нашим ученым, удивительным образом, не
приходит в голову вопрос, какую пользу приносит их работа, их торопливость и
их болезненное упоение. Ведь они трудятся не для того, чтобы заработать себе
на хлеб или добиться почетного места. Нет, конечно нет! Но почему же вы
тогда трудитесь так, как нуждающиеся, как те, которым не хватает хлеба? Ведь
вы с жадностью и без разбора просто рвете куски о стола науки, как будто бы
вы голодны. Если же вы, люди науки, обходитесь с ней так, как работник с
уроком, заданным ему его потребностями и жизненной необходимостью, какая же
из этого выйдет культура, которая предназначена иметь форму вынужденных,
бездушных, бросающихся туда и сюда и даже трепещущих знаний и ждать