"Юрий Никитин. Далекий светлый терем (Из сборника "Далекий светлый терем")" - читать интересную книгу автора

бесстрастный, острый, с туго натянутой кожей, идеально функционирующий
организм.
Всеволод потерянно ерзал, избегая взгляда энергетика. Он ненавидел
его способность ставить прямые вопросы, решать быстро, четко, ненавидел
интеллектуальное превосходство, способность состязаться с компьютером.
Озлобленно говорил себе: "А может ли он любоваться опавшим листиком? А я
могу...", - однако в глубине души сознавал, что преимущества здесь нет,
тем более что и самому на эти опавшие листики начхать с высокого балкона.
- Да нет, - пробормотал он наконец сдавленным голосом. Озлился,
вздернул подбородок, злясь, что у него не такой квадратный, выступающий,
как у Романа. Тот улыбался одними глазами, смотрел прямо в лицо. Взгляды
их встретились, и Всеволод ощутил, как черные глаза Романа погружаются в
его светлые, подавляют, подчиняют, навязывают собственное отношение ко
всему на свете.
- Тогда зачем же?
- Не знаю, - ответил Всеволод и понял, что и в самом деле не знает,
зачем пришел в этот холодный, жестокий к слабым мир. - Э... как ты насчет
лотереек?
Роман удивился. Пожалуй, оскорбился даже:
- За кого ты меня принимаешь? Я работаю тяжко, но не надеюсь на
дурное счастье. Все, что имею, чего достиг - моя заслуга! Лотерейки - шанс
для слабаков.
- А я покупаю, - буркнул Всеволод.
Заходящее солнце зацепилось краешком, и густой оранжево-красный свет
потек по голому металлу, оживляя его так, что Всеволод даже приревновал,
словно бы солнце растений и зверей предало его, коснувшись мертвой
враждебной жизни.
Солнечный луч рассекал зал надвое. Роман, скрестив руки, стоял по ту
сторону. Его темные глаза казались еще темнее.
- По-моему, - сказал Роман убежденно, - ты пришел, чтобы поставить
точки над "и". Кстати, давно пора.
- Да какие там точки? - Всеволод снова сбился на бормотание, злясь,
что не может вот так в лоб говорить и решать, а все у него через
недоговорки, околичности, рефлексии. - Дело не в Лене вовсе... Просто
тоскливо мне. Тошно, понимаешь?
Сказал и удивился. Другому бы вовек не раскрылся, а этому, своему
удачливому сопернику, готов распахнуть нутро, словно бы любой другой -
такой же слабый и сложный, а Роман - бесстрастный, хотя и мощный механизм,
или, на худой конец, врач или банщик, перед которыми раздеваться не
зазорно.
- Раньше про таких говорили, - сказал Роман медленно, - не от мира
сего...
- Да-да, - согласился Всеволод торопливо, - мне только в этом мире
тоскливо...
- А в прошлом?
- Не был, не знаю.
- Врешь, - отрезал Роман убежденно. - Бываешь... Многие теперь там
бывают. Даже я бываю, только мне там... неуютно.
- Бываю, - согласился Всеволод неохотно, - но мне уютно. Очень. А
ты... Зачем?