"Олеся Николаева. Тутти: книга о любви " - читать интересную книгу автора

Олеся Николаева

Тутти: книга о любви

Тутти Роман

Не жизни жаль с томительным дыханьем, -
Что жизнь и смерть!.. - А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем
И в ночь идет!.. И плачет, уходя!

Афанасий Фет

1

Собаку подарил мне дружественный архиерей, которого я знала еще с тех
пор, когда он был молоденьким иеродиаконом. Тогда он был лаврским монахом и
заканчивал Духовную академию, но его послали на послушание в Патриархию, где
он "сидел на письмах" патриарха Пимена и поэтому жил в Москве, прямо там, в
Чистом переулке. Двое суток он дежурил в приемной, а на третьи его отпускали
в Лавру, и по пути он заезжал к нам, тем паче что жили мы недалеко от
Ярославского вокзала, да и делал он это не столько по собственной воле,
сколько по благословению старца Кирилла, пославшего его к московским
неофитам, чтобы их воцерковлять, вразумлять и образовывать, и молодой
иеродиакон взялся за это дело с горячим сердцем.
Он появлялся у нас с тетрадками, в которых были его конспекты
академических лекций по догматическому, нравственному и сравнительному
богословию, по патристике, литургике, гомилетике, по истории Церкви и даже
по каноническому праву; и пока мы с ним пили за низеньким журнальным
столиком чай, раскладывал их на коленях и задавал нам высокоумные духовные
вопросы, на которые мы с мужем немотствовали и только недоуменно
переглядывались и на которые он сам же и отвечал, время от времени
подглядывая в свои записки. Получалось, таким образом, что, с одной стороны,
он читает нам лекции, а с другой - в то же время сам готовится к экзаменам,
ибо нет лучшего способа выучить предмет, как приняться за его преподавание,
и чем невосприимчивее окажется ученик, тем лучше.
Ну, конечно, он не все время, пока сидел у нас, только и делал, что
читал и читал лекции. Разговор наш забредал порой в такие дали, обшаривая
бездны и возносясь горе, а то вдруг, словно меняя оптику и наставляя лупу,
сосредотачивался на фактурных и шероховатых подробностях дольнего мира.
Время за этими собеседованиями пролетало мгновенно, и наш друг порой
спохватывался уже тогда, когда и на последнюю загорскую электричку
торопиться было бесполезно. Но и в Патриархию, где охранники запирали ворота
в десять часов, возвращаться было немыслимо, и тогда уже он смиренно сидел у
нас всю ночь до утра, отвечая на наши порой каверзные вопросы - про гармонию
на слезе ребенка, про великого инквизитора и про мировое зло.
Это исчезновение молодого иеродиакона по ночам, когда из Патриархии он
уже уехал, а в Лавру так и не попал, было замечено, взято на карандаш и, в
конце концов, вменено ему в провинность, за которую его отправили обратно в
монастырь, а на его место взяли другого монаха. Но все это произошло уже