"Б.Николаевский. История одного предателя" - читать интересную книгу автора

электрических принадлежностей - Энергия . . . там вы храните оружие,
литературу. Охранное его не арестует, потому что там сидит уже кто то из
агентов, значит, ваше оружие и литература никуда не убежит.
Склад "Энергия" был организован Азефом вместе с двумя его старыми
товарищами по Дармштадту, искренне преданными революции, и был одним из
главных опорных пунктов организации социалистов-революционеров в Петербурге.
Подобное открытие могло ошеломить и весьма опытного, бывалого человека;
юный же Крестьянинов, естественно, был совершенно раздавлен. Он чувствовал,
что безнадежно запутался в сетях, раскинутых провокаторами, что его скоро
арестуют, - и в то же время ничего не мог предпринять для разоблачения
провокации, так как все, к кому он обращался, относились к его рассказам,
как к бреду нервнобольного. Он и на самом деле был в это время болен: его
мучили кошмары. Ему все же удалось добиться составления небольшой комиссии
для расследования его сообщений. В эту комиссию вошли видные писатели,
примыкавшие к партии: Пешехонов, Гуковский. Они выслушали Крестьянинова,
который рассказывал, как он сам признает, сбиваясь и путаясь и только потом
уже сообразил, что многого важного он вообще не рассказал. Этим сбивчивым
рассказом противостояли "немногословные, но совершенно отчетливые"
объяснения Азефа. Правда, как это ясно теперь, при более внимательной
проверке эти "отчетливые объяснения далеко не полностью подтвердились бы, но
судьи были мало опытны в подобных вопросах, многое принималось на веру;
партийный центр на их запрос дал самый лучший отзыв об Азефе: он стоит "вне
всяких подозрений". В результате судьи почувствовали себя почти виноватыми
перед "невинно заподозренным" Азефом и как должное принимали упреки, которые
к концу "суда" стали вполне определенно звучать в заявлениях Азефа:
"Этому молодому человеку еще простительно ошибаться, но вам, вам,
пожилым людям ..." - укоризненно начинал и не договаривал Азеф.
Азефу удалось выйти из суда полностью реабилитированным, но было ясно,
что судьба его висела на волоске.
Приблизительно в это же время опасность провала подошла с другой
стороны. Как рассказано выше, Азеф выдал полиции план нападения двух
офицеров на Плеве. За этими офицерами в течение почти полгода велась
тщательная слежка, но она дала очень мало результатов. 21 февраля 1903 г. их
арестовали: на этот день был назначен царский парад, в котором должны были
принять участие и эти офицеры, и полиция боялась, как бы они не совершили
покушения на царя. На допросах полиция осторожно приоткрыла перед ними
краешек завесы над тем, что она знала. Григорьев и его невеста были
совершенно раздавлены: полиция оказалась осведомленной о том, что намечалось
совсем в небольшом кружке лиц. Уже через два-три дня после ареста они начали
давать "откровенные показаниям, назвав всех, с кем имели сношения. Держать в
тайне эти признания Департамент не мог: допросы велись в присутствии
представителя прокурорского надзора, и при том показания эти должны были
лечь в основу готовившегося процесса Боевой Организации. А в таком случае
приходилось производить аресты лиц, в этих показаниях названных. В числе их
имелись люди, близко связанные с Азефом, - например фельдшерица Ремянникова,
на квартире которой Азеф часто бывал. Тот факт, что эти аресты, захватывая
людей, с которыми Азеф был близко связан, не трогали его самого, неизбежно
навлекал на него некоторые подозрения, - и Азеф очень сердился на полицию за
это мало бережное к нему отношение.
Была недовольна и последняя: руководители ее, - Зубатов и Лопухин, -