"Игорь Николаев. Лейтенанты (журнальный вариант) " - читать интересную книгу автора

автомата. Бойцы ползком притащили мне карабин. "Где взяли?!" - "С земли".
Позже
я увижу, что на поле боя всегда можно найти что-нибудь стреляющее -
наше и немецкое - на любой вкус. Дождавшись темноты, в ближайший овражек
приехала кухня с обедом, он же ужин. Есть на ощупь - привыкнуть непросто. К
тому же давила тревога: вот-вот что-то случится.
Стараясь не шуметь, в овражек поочередно потянулись роты. Во мраке
вполголоса переговаривались еле различимые тени. Что-то осторожно
позвякивало. Наверное, ложки о котелки... Машинально прислушиваясь, я понял:
тени не разговаривали, они и не слышали друг друга. Они вяло и бессмысленно
матерились. Люди так ослабели, что еле волочили ноги. Как я их понимал!
Я тоже стал тенью.
Кучеренко принес тепленький пустой суп и разномастные черные сухари.
На завтрак было то же самое. "Суп рататуй, - говорили бойцы. - Кругом
вода, посередке х..". Хлебнув несколько ложек, я почувствовал, что ничего не
хочу. Не помогли вымоченные в баланде сухари и даже "наркомовские" водочные
граммы. Я всякий раз любовался тем, как старшина разливал водку "по
булькам". Он делал это ловко и честно. Любителям проскочить в темноте по
второму разу оставалось только втихую поносить его: старшинский глаз был
зорок, а кулак увесист.
Старшина обнадежил офицеров, что завтра привезет мины: "Рота делом
займется, а то людей побило ни за хрен". Мне стало неловко: только сейчас
дошло, что это в нашем взводе лишь двое раненых, а в двух соседних -
у Козлова и Мясоедова - есть тяжелораненые и даже убитые. У
пулеметчиков погиб командир взвода. Откуда он и как его звали, никто не
знал - прибыл в роту этой ночью. Говоря о потерях, называли фамилии, но
как-то между прочим. А то и так: "Ну, чернявый. Один глаз косой". Стало не
по себе от подобного равнодушия. Постепенно я понял, что человечность
передовой не в причитаниях - что случилось, уже произошло, а в том, чтоб при
общей нехватке табака оставить соседу "сорок", рискуя головой, помочь
раненому, предостеречь от опасности... А по поводу остального: "Живы будем,
не помрем!"
"Там, где убило командира, был настоящий бой, - понял я. - Не то что у
нас". Если б мне сказали, что именно наш взвод провел день в центре
на-ступления, ни за что бы не поверил: "Какой же это бой? Тыр-пыр,
тыр-пыр...
Водка взяла свое. У старшины за счет раненых и убитых нашелся добавок,
и я позорно раскис. От меня, офицера, недавнего курсанта-отличника, сегодня
толку было как от козла молока. Привезет старшина мины, а что я, лейтенант
Николаев, буду с ними делать? Все прячутся. Как найти его пулемет? Куда он
спрятал минометы? Этому командиры-преподаватели в училище научить не могли -
сами не знали.
Артамонов на все мои вопросы отвечал: "Сам все увидишь". И теперь
отмахнулся:
- Ладно тебе, Новиков, голову ломать.
- Я Николаев.
Ротный упорно называл меня Новиковым - юмор начальства.
"Старики" моего взвода учили меня лишь своим тонкостям. А их оценка
действий командира сводилась к одному: "Жалеет он людей или нет". Вчерашний
опыт немножко, но помог. Происходящее оценивалось осмысленнее. Но вместо боя