"Александр Никитенко. Моя повесть о самом себе и о том, чему свидетель в жизни был " - читать интересную книгу автора

Параскою".

Дед мой не достиг маститой старости: он, купаясь, утонул в реке, когда
ему не было еще шестидесяти лет. Бабушка осталась с четырьмя детьми: двумя
дочерьми и двумя сыновьями. Из дочерей, младшая, Елизавета, доброе и милое
существо, любила меня горячо и была участницей моих первых игр, хотя
значительно превосходила меня годами. Старшая, Ирина, дурного поведения,
часто причиняла глубокую скорбь своей матери, но та, несмотря на это, любила
ее чуть ли не больше всех остальных детей. Из двух сыновей старший, Василий,
был мой отец.

Бабушка Степановна отличалась крепким сложением. Она умерла ста лет,
сохранив все свои способности. Только лет за пять до смерти у ней несколько
ослабело зрение.

Мой отец и моя мать

Немного сведений дошло до меня о первых годах детства моего отца. Когда
ему исполнилось одиннадцать или двенадцать лет, в Алексеевку прибыл
уполномоченный от графа Шереметева, для выбора мальчиков в певчие. У отца
оказался отличный дискант, и его отправили в Москву, для поступления в
графскую певческую капеллу, которая и тогда уже славилась своим искусством.

Тогдашний граф Шереметев, Николай Петрович, жил блистательно и пышно,
как истый вельможа века Екатерины II. Он к этому только и был способен. Имя
его не встречается ни в одном из важных событий этой замечательной эпохи. В
памяти современников остался только великолепный праздник, данный им в одной
из подмосковных вотчин своих двору, когда тот посетил Москву. Он был
обер-камергером, что, впрочем, не придавало ему ни нравственного, ни
умственного значения: он всегда оставался только великолепным и ничтожным
царедворцем. Между своими многочисленными вассалами он слыл за избалованного
и своенравного деспота, не злого от природы, но глубоко испорченного
счастьем. Утопая в роскоши, он не знал другого закона, кроме прихоти.
Пресыщение, наконец, довело его до того, что он опротивел самому себе и
сделался таким же бременем для себя, каким был для других. В его громадных
богатствах не было предмета, который доставлял бы ему удовольствие. Все
возбуждало в нем одно отвращение: драгоценные яства, напитки, произведения
искусств, угодливость бесчисленных холопов, спешивших предупреждать его
желания - если таковые у него еще появлялись. В заключение природа отказала
ему в последнем благе, за которое он, как сам говорил, не пожалел бы
миллионов, ни даже половины всего своего состояния: она лишила его сна.

За пять или за шесть лет до смерти он пристрастился к одной девушке,
актрисе своего собственного домашнего театра, которая, хотя не отличалась
особенною красотою, однако, была так умна, что успела заставить его на себе
жениться. Говорят, что она была также очень добра и одна могла успокаивать и
укрощать жалкого безумца, который считался властелином многих тысяч душ, но
не умел справляться с самим собой. По смерти жены он, кажется, окончательно
помешался, никуда больше не выезжал и не видался ни с кем из знакомых. После
него остался один малолетний сын, граф Дмитрий. В воспитании последнего