"Павел Нилин. Интересная жизнь (Эпизоды из жизни Бурденко Николая Ниловича, хирурга)" - читать интересную книгу автора

из памяти все, что было "перед этим" и что должно быть "после этого".
После лекций он зашел в студенческую столовую - не обедать, а съесть
только порцию гречневой каши, которая почему-то называлась солдатской. В
меню он увидел свой любимый гороховый суп и, главное, услышал его
удивительный запах. Решил взять две порции, чтобы не брать второе.
Все места за столами были в этот час заняты. Поэтому Бурденко ел стоя,
поместив две тарелки рядом на высоком подоконнике.
Около него толпились студенты. И этот черненький, как жук, Слушкевич
подошел сюда:
- Что это вы едите, коллега, так увлеченно?
- Горох. Очень рекомендую.
- О, эта еда не для меня, - заглянул в тарелку Слушкевич. И поморщился.
- Неужели этот жирок вам, коллега, ничего не напоминает?
- Ничего, - сказал Бурденко, но вторую тарелку уже не стал есть. Не
смог. Вышел из столовой, и тут же, у крыльца в садике, его потрясла такая
рвота, какую не запамятовать во всю жизнь.
Он еле добрался до общежития.
Ослабевший, лег "у себя за печкой" и думал все время одно и то же для
собственного успокоения: "Хорошо бы как-нибудь подловить где-нибудь этого
жука Слушкевича и набить ему морду. И второму, курчавенькому, который
смеялся, тоже бы надо как следует дать. Они еще не знают, с кем
связались". Потом, уже совсем ослабевший, уснул.
Проснулся он как будто от толчка. За окном уже было темно, и от окна
сильно дуло. Должно быть, накипал мороз.
За общим столом играли в карты.
- Не скажете, который час, коллеги? - спросил Бурденко, высунувшись
из-за печки.
- Без двадцати шесть.
А что же должно быть в шесть?
Ах, надо было пойти к этому Николаю Гавриловичу.
Вдруг страшная дрожь, как озноб, охватила все тело, даже застучали
зубы. А может быть, не ходить сегодня? Что я, подрядился разве? Что я,
клятву дал? Просто поговорили. А кто сказал, что в шесть часов? Это он
сказал. А что я сказал? Нет, надо пойти. А то опять подумают, что я
чего-то боюсь. А я действительно боюсь. И весь университет будет знать,
что я боюсь. Нет, неудобно. Надо пойти.
Надел башмаки, полушубок. Когда он вышел из-за печки, за общим столом
не только играли в карты, но и пили чай. В центре стола стоял огромный
медный самовар с медалями.
- Коллега, садитесь с нами чай пить.
Никогда, кажется, Бурденко так не хотелось выпить чаю, как в тот вечер.
Никогда он не испытывал такого желания согреться чаем, как тогда. И в
самом деле, почему бы ему было не остаться, не посидеть с товарищами? Уж
если была необходимость пойти в мертвецкую, так лучше всего днем или
утром, а уж никак не вечером.
- Нет, спасибо, - сказал Бурденко, с сожалением поглядев на самовар. -
Спешу, запаздываю.
- Ну, конечно, если она ждет, чай ее не заменит, - пошутил кто-то. И
сделалось на мгновение даже весело от того, что товарищи думают, будто он
спешит на свидание.