"Павел Нилин. Интересная жизнь (Эпизоды из жизни Бурденко Николая Ниловича, хирурга)" - читать интересную книгу автора

И тут я решился после многих вопросов, как будто непосредственно
связанных с его профессией, задать еще такой:
- А женщины вас интересовали?
Мне было уже хорошо под тридцать, а Бурденко - чуть за шестьдесят,
когда я задал ему этот вопрос. И сам тотчас же содрогнулся от собственной
бестактности.
Знаменитый профессор мог ведь рассердиться, мог даже, не очень выбирая
выражения, обругать меня, что обычно не сильно затрудняло его. Но он
только остановился и приложил ладонь к уху. Потом я заметил, что он делал
так часто. И когда хотел получше расслышать, потому что был уже серьезно
глуховат. И когда хотел обдумать ответ. И когда, наконец, хотел со
свойственным ему лукавством смутить собеседника:
- Я, как вы понимаете, Николай Нилович, спрашиваю не из праздного
любопытства. Мне просто интересно, как...
- А это уж не важно, для чего вы спрашиваете. Важнее другое: почему вы
спрашиваете в прошедшем времени?.. "Интересовали". Вы что,
уверены-убеждены, что женщины уже не интересуют, не должны интересовать
меня?
- Я хотел, видите ли...
- Вижу, вижу. Все еще хорошо вижу, - поправил он очки и осмотрел меня
очень внимательно. - Молоды вы еще, милостивый государь. Вот поживете с
мое, тогда вспомните наш сегодняшний разговор. И только тогда вам, может
быть, станет понятно, когда в дубах и ясенях прекращается сокодвижение.
Профессор заметно посуровел, насупился. И даже зачем-то слегка надвинул
кепку на глаза, будто защищаясь от солнца, которого не было.
Мы переходили Плющиху.
Дворник поливал из шланга еще в те времена булыжную мостовую. Увидев
профессора, он придержал пальцем шипящую струю и приподнял картуз:
- Доброго здоровьица!
- Привет, - проворчал профессор.
- Пошли? - то ли спросил, то ли констатировал дворник.
- Пошел, - слегка вздохнув, ответил профессор, как отвечал, должно
быть, каждое утро в том смысле, что дело, мол, сам понимаешь, такое,
нельзя не идти.
И дворник, надев картуз, согласно кивнул вслед профессору, что, мол,
все ясно-понятно: ваши дела особые, никто, кроме вас, их не потянет.
В это утро дворник, подумалось мне, вот так же или примерно так
поприветствует еще с десяток знакомых ему значительных людей.
Поприветствует с меньшей или большей почтительностью. И присоединит к
приветствию большую или меньшую долю еле уловимой фамильярности. Но только
в приветствие вот этому профессору он вкладывает, как мне показалось,
рядом с почтительностью и еще что-то.
- Оперировал его. В прошлом году. И вон видите - живой. Ходит.
Это сказал профессор, оглянувшись на дворника, когда мы перешли уже на
ту сторону Плющихи.
- Трудный был случай. Чрезвычайно.
И профессор еще раз оглянулся.
- А сегодня, Николай Нилович, вы тоже будете делать операции?
- Почему же?
- Ну, я хотел сказать в том смысле, что и сегодня вы, как всегда...