"Павел Нилин. Дурь" - читать интересную книгу автора

- Ну, это, наверно, из-за куртки, - говорю я. - Куртка действительно
богатая. Американская.
- Да при чем тут куртка? - говорит Танюшка. - Ты просто я не знаю какой
красивый, Коля! И все лучше делаешься. Я когда с тобой иду, всегда
радуюсь, что у меня такой муж. Плечи какие! И глаза. У Эльвиры же твои
глаза.
- Ну, ладно, давай без культа, - уже немножко сержусь я.
- Да при чем тут культ? - тоже немножко как бы обижается она на мои
слова.
И мы входим в зрительный зал какие-то по-новому очень близкие друг
другу.
А картина была на редкость печальная. И из семейной жизни. Про то, как
муж бросил свою жену.
Танюшка так плакала, что лицо у нее после сеанса сделалось даже черным,
поскольку потекла тушь, которой она, как все женщины, слегка подводит
глаза.
- Мне, - говорит, - жалко было эту Мадлену, как она умирала. И ведь
она, как можно было понять, даже моложе меня. А ты сидел, я даже
удивляюсь, как каменный. Неужели, - спрашивает, - тебе было не жалко ее?
- Жалко, - говорю, - но не очень, поскольку она сама была виновата.
Живешь - живи. И думай, что делаешь. А она, как женщина, начала вертеться.
Это, - говорю, - хуже всего.
- Но нельзя же, Коля, так рассуждать, - не соглашалась со мной Танюшка.
- Я сейчас смотрела кино, а думала все время о себе. Ведь это всегда так
бывает: читаешь или смотришь в театре про кого-то, а думаешь про свою
жизнь. И волнуешься от этого еще больше. Я, например, всегда волнуюсь...
Это она говорила, когда мы после киносеанса уже обедали дома.
И если б я знал тогда, что это наш последний с ней обед.
Потом она, как обыкновенно, собирала меня в ночную смену. Укладывала в
кожаную сумку бутерброды и наливала в термос зеленый чай, как я люблю.
И уж когда я уходил, уже в дверях остановила меня, говоря:
- А я тебе забыла рассказать, какой вчера кошмарный сон я видела: как
будто я тебя вот так же, как сейчас, провожаю, но уже на аэродроме. Как
будто ты уже садишься в самолет, а я плачу. А ты мне говоришь: "Ведь
улетаю совсем ненадолго. Всего на годик". И показываешь вот так палец:
всего, мол, на один год. А я реву и не могу остановиться. Прямо вся
изревелась. Я всегда за тебя волнуюсь...
- А чего волноваться-то, - смеялся я. - Я же не летчик, не космонавт.
- Ну все-таки, - говорит Таня. - Для меня ты - космонавт. И я прошу
тебя: надень новую куртку...
- Что ты, - говорю, - на работе трепать такую вещь.
- Ну, надень, - говорит, - прошу. Эта вещь, - говорит, - все-таки не
дороже нас. А на улице вон какая сырость...
Явился я в парк в этой новой куртке. И тут же объявили мне, что
посылают меня на двое суток в Москву. Пришлось готовить машину в дальнюю
поездку. То да се. Прокрутился я так в автобазе почти что до двух часов
ночи и тут только трекнулся, что книжка-то моя с шоферскими правами
осталась в старом пиджаке, да и надо было Танюшку предупредить, что я не
вернусь утром.
В третьем часу ночи, таким образом, заезжаю я к себе домой - и что же я