"Норберт Ниман. Школа насилия " - читать интересную книгу автора

отправляют свои ритуалы другие группы, например спортивные фаны, я довольно
часто слышал, как их обзывают сектантами, стараясь всячески довести это до
моего сведения. Ведь принадлежность к театральной группе, почти наполовину
состоящей из людей Нади - Дэни, служит, по всей вероятности, поводом для
ненависти. Короче говоря, я совершенно уверен, что идея представления,
разыгранного в подвале, могла исходить только от Нади.
И вот на очереди она сама в роли матери Амелии, то бишь Вендлы.
Конечно, почему-то подумал я, себе она отводит роль матери. "Нам, в наше
время, приходилось намного трудней, чем нынешней молодежи", - вступает она.
У Нади, да будет тебе известно, странная манера говорить, словно
прислушиваясь к себе самой, словно вообще не осознавая, откуда берутся
произносимые ею фразы, словно и впрямь каждый раз изумляясь - что такое она,
собственно, сказала? Вероятно, поэтому, несмотря на ее силу, несмотря на ее
неукротимую волю, меня часто охватывает коварное сентиментальное, страстное
желание оберегать ее. Как будто она медиум вроде тех, которых используют на
спиритических сеансах.
"А нынче, - говорит Надя и прикрывает глаза, так что остаются лишь
узкие щелочки, - моя дочь Вендла не должна, к счастью, страдать в душной,
гнетущей атмосфере ханжеского окружения, не должна бороться с мещанской
моралью. Ведь в наши дни среди молодых людей царит воистину хорошее
настроение. Они дурачатся, веселятся, пьют, время от времени балуются теми
или другими запрещенными наркотиками, в точности как мы в наше время. Они
вовсю занимаются своими первыми проблемами в отношениях.
Но кризис? Никакого кризиса, - говорит она, пытаясь удержать руку
Амелии, но это удается лишь на короткое время. Более того, ее самое заносит
на крошечные орбиты этой руки, с таким упрямством подруга продолжает свое
представление. - Наоборот. Они понятия не имеют, чем собираются заняться
когда-то потом, но это же вполне нормально. Они пожимают плечами, смеются,
услышав такой вопрос. И правильно делают. Уж что-нибудь для них всегда
найдется. Для них, во всяком случае. - Надя встает и с размаху плюхается на
живот Амелии, так что, наверное, причиняет той боль. - Они точно знают, что
они - хозяева жизни. Что это такое? Господи, они веселятся, у них куча
друзей, а главное, они не воспринимают все так серьезно, как мы в наше
время. Ведь это было ошибкой, нашей великой, роковой ошибкой. А разное там
общественное мнение, и куда мы катимся, и так далее, господи, да они вообще
об этом не думают".
Тут Надя выдерживает короткую паузу. Она вальяжно откидывается назад,
то есть разваливается на Амелии, словно это вольтеровское кресло, и
упирается худой спиной прямо ей в лицо, а Амелия, разумеется, не выходя из
роли, принимает это как должное. И я тоже сразу ловлю себя на мысли, что это
вписывается в общую картину, что именно так и должно быть. Надя продолжает
монолог.
"Беспокойство? Из-за чего мне беспокоиться? Тревоги? А почему это
должно меня тревожить? Они идут путем взросления, таким он был всегда и
обжалованию не подлежит. Все обстоит даже лучше, чем когда-либо. Разве что
их словечки иногда немного раздражают. Обзовут, например, лохом кого-нибудь,
кто еще недавно считался своим в доску. И этот человек в самом деле выбывает
из игры и больше уж никогда не возникает, был и нет его, раз и навсегда. Или
эти, явно же расистские, клички вроде презрительных "чурка" и "чучмек".
Ляпнут такое, а в следующий момент уже хохочут, а раз хохочут, значит,