"Шарле Нодье. Живописное и индустриальное путешествие в Парагвай-Ру и Южную Палингенезию " - читать интересную книгу автора

созрела моя любовь, не могло заставить меня забыть ее. Сопровождая Пеструшку
всегда и повсюду, я не замедлил убедиться, что она отдает предпочтение
известному вам крикливому султану; я нимало не заблуждался на счет того
естественного влечения, по воле которого она отвечала ему любовью на любовь.
Оба только и делали, что прогуливались крыло об крыло, угощали друг
друга зернышками проса, поощряли один другого легким кокетством, а затем
пугали деланной жестокостью; говоря короче, сударь, они вели себя так, как
от века ведут себя люди любящие, не придавая значения насмешкам над своим
поведением, которое в самом деле было бы смешно, не будь оно настолько
достойно зависти.
Я был так привычен к несчастьям, что это открытие не застало меня
врасплох. Я страдал, не жалуясь и по-прежнему не расставаясь с надеждой.
Несчастные влюбленные всегда продолжают надеяться на лучшее, особенно
когда говорят, что не надеются ни на что.
Однажды, когда я, по своему обыкновению, бесшумно бродил вокруг фермы,
я стал невидимым свидетелем сцены, которая сделала мое горе еще более
безутешным и нимало не укрепила ту слабую надежду, что еще теплилась в моей
душе. На беду, я слишком хорошо знаю силу любви, чтобы предположить, что
дурное обращение может ее истребить или хотя бы уменьшить. Если ты любишь,
то чувство твое, как правило, разгорается от обиды еще сильнее.
Так вот, сударь, это бессмысленное животное, именуемое Петухом, било
шпорами и клювом мою любезную Пеструшку, а я был обречен созерцать эту
ужасную картину, задыхаясь от гнева, но не смея вымолвить ни слова. Как ни
желал я отомстить за муки любимой, страх скомпрометировать ее в чужих
глазах, а также, надобно признаться, не менее сильный страх узнать, что
жестокая краса, на защиту которой я встал, не спросив ее согласия, отвергает
мою помощь, был сильнее жажды мести. Страдая, как вы понимаете, больше, чем
она, я не без горечи читал в ее глазах выражение абсолютной, упрямой
покорности. Я с великой радостью сожрал бы этого мужлана, но, увы! ведь это
причинило бы ей такую боль!
Сознание того, что я приношу свои желания в жертву ее счастью, помогло
мне набраться терпения и дождаться конца отвратительной сцены; сердце мое,
разумеется, было разбито, однако я был горд тем, что одержал над своими
страстями труднейшую из побед.
Меж тем мне предстояло выдержать с самим собой еще одно сражение.
Петух, надо признаться, относился к беззаветному чувству своей юной
фаворитки с величайшим презрением и постоянно изменял ей. Пеструшка была
слишком ослеплена любовью, чтобы это заметить, и мне, сопернику Петуха,
следовало бы ее предупредить; однако, как я уже неоднократно говорил вам,
сударь, я любил в ней даже эту ее привязанность, неоцененную и непонятую, и
не согласился бы лишить мою возлюбленную драгоценнейшей из ее иллюзий, даже
если бы в награду мне посулили ее любовь.
Подобные речи, я вижу, кажутся вам странными в моих устах; я сам,
припоминая множество ощущений слишком мимолетных, чтобы память сохранила их
надолго, и по этой причине опущенных в моем рассказе, с трудом могу понять
себя.
В такие минуты перед моим мысленным взором встает заботливый старый
наставник и его уроки: уединение, мечтательность и, главное, любовь
довершили данное им воспитание. Я добр, в этом я уверен, и полагаю, что
чувства и ум помогли мне стать выше моей породы, однако не подлежит