"Шарле Нодье. Живописное и индустриальное путешествие в Парагвай-Ру и Южную Палингенезию " - читать интересную книгу автора

сомнению, что в то же самое время я глубоко несчастен. Разве такое постоянно
не происходит и с людьми?
Что мне сказать еще? История неразделенной любви не отличается
разнообразием; я с удивлением убеждаюсь, что тем, кто много страдал, нечего
рассказать о своих муках; многие люди находят в этом утешение, - быть может,
то же суждено и мне. Как бы там ни было, теперь вы имеете представление о
моем безрадостном существовании, а я уже давно не мечтал ни о чем ином,
кроме возможности однажды излить душу существу избранному. В тот
единственный раз, когда я виделся с Пеструшкой и мог свободно говорить ей о
моей любви, - если, конечно, тому, чьи движения и речи скованы робостью,
позволительно вести речь о свободе, - она выказала мне, как я и ожидал,
такое глубокое презрение, она отвечала на мои уверения и клятвы таким
холодным и насмешливым тоном, что я решил раз и навсегда: я скорее умру, чем
еще хоть раз стану докучать ей рассказами о моей злосчастной страсти. Мне
довольно того, что я охраняю Пеструшку и ее возлюбленного, прогоняя от их
дома животных хищных и злобных. Нешуточные опасения внушает мне лишь одно из
них, которое, к несчастью, обитает повсюду и почти повсюду творит зло. Это
животное - Человек.
- Теперь, - добавил он, - позвольте мне проститься с вами. Солнце
близится к закату, а я не смогу уснуть, если не увижу, как Пеструшка
грациозно взбегает по лесенке, ведущей в курятник. Вспоминайте обо мне,
сударь, а когда вам станут говорить, что Лисы злы, не забудьте, что вам
довелось видеть Лиса чувствительного и, следовательно, несчастного.

- И это все? - спросил я.
- Разумеется, - отвечал Брелок, - если, конечно, вы не прониклись
сочувствием к моим героям и не желаете узнать, что с ними сталось.
- Я никогда не руководствуюсь сочувствием, - возразил я, - но я люблю,
чтобы каждая вещь находилась на своем месте; лучше узнать заранее, чем
теперь заняты все эти особы, чем рисковать встретиться с ними в каком-нибудь
месте, где им совершенно нечего делать и от посещения которого я мог бы
воздержаться.
- Так вот, сударь, тот враг, о существовании которого известил моего
юного друга его острый ум, то существо, в котором праздность и гордыня
цивилизовали кровожадность и варварство, - Человек, "раз нужно нам его по
имени назвать"[20], употребил злополучную Пеструшку для воплощения старинной
идеи насчет Курицы с рисом, - идеи, жертвою которой сделались уже многие
Курицы и многие из тех, кто их ест, ибо блюдо это отвратительно; но жалоб по
этому поводу вы от меня не услышите: справедливость превыше всего!
Пеструшка пала, а несчастный влюбленный Лис, прибежавший на ее крик,
заплатил жизнью за преданность, равной которой мы не сыщем среди людей. Я
знал лишь одного представителя человеческого племени, являвшего собою
исключение из этого правила. Однако недавно мне доказали, как дважды два,
что мой герой - мерзавец, достойный повешения, и с тех пор я стал очень
жесток из боязни употребить чувствительность не по назначению.
- Похвальная предусмотрительность. Ну а Петух?
- Петух? Да вон он поет!
- Как? Тот же самый?
- Боже мой! Разве это важно? Изменилась особь, чувства же остались
прежними, и новое существо полно прежнего эгоизма, прежней грубости, прежней