"Ингрид Нолль. Аптекарша" - читать интересную книгу автора

как моя привычка подчеркивать важные предложения в учебниках ярко-желтым
фломастером, да еще и по линейке, стала вызывать раздражение и ехидные
шуточки: дескать, у этой зубрилы от усердия даже книги желтеют. Сколько ни
старалась я завести себе подружек - у меня их больше не было. А от дежурных
похвал учителей мне становилось совсем невмоготу.
И вот, когда мне стукнуло двенадцать, тут-то все и случилось. Была
короткая перемена, учительница вышла из класса, а я, как всегда, помчалась в
туалет, - я даже туда бегала чаще других, должно быть, от нервного
напряжения. Когда, вернувшись, я попыталась войти в класс, дверь почему-то
не открылась. Мои одноклассники, человек десять, не меньше, приперли ее
изнутри и не пускали меня в класс, через дверь я слышала их приглушенный
шепоток и гнусное хихиканье. Вообще-то меня не так просто вывести из себя,
но в тот сумрачный зимний день мне с самого утра было тошно, и я не смогла
сдержать слезы. Разозлившись, я изо всех сил стала биться в серую
обшарпанную дверь, неодолимой преградой отделявшую меня от остальных. До
начала урока оставались минуты, надо было мне, дуре, просто дождаться
звонка, а уж при появлении учительницы все эти шутники мигом и, конечно же,
с самыми невинными физиономиями расселись бы по местам. Но мне было уже не
до шуток - я отошла, чтобы как следует разбежаться, и...
Дверь предательски поддалась, словно изнутри ее никто никогда не
держал, и я пушечным ядром влетела в класс. Я успела почувствовать сильный
глухой удар латунной ручки, за которую ухватилась, обо что-то твердое, и в
тот же миг всем на радость растянулась на гладком зеленом линолеуме. Почти
тут же в класс вошла учительница. Мои недруги кинулись врассыпную и уже
сидели за партами.
Разумеется, первый и главный спрос был с меня. Я ничего не рассказала:
ябед в школе не прощают. Когда в классе снова воцарилось спокойствие, вдруг
выяснилось, что одного из учеников почему-то нет.
- Аксель закачался и в коридор вышел, - объяснила моя соседка по парте.
Учительница послала одного из мальчиков узнать, в чем дело, но тот
вернулся ни с чем. Тогда она сама пошла взглянуть, куда он запропастился,
звала его, даже зашла в мальчишечий туалет. Кто-то предположил, что Аксель,
наверно, убежал домой - испугался, что во всем обвинят его. Поскольку он и
так прогуливал уроки по малейшему поводу и без всякого повода, объяснение
всем показалось убедительным.
А через четыре часа Акселя нашли. Как установило вскрытие, он умер от
черепно-мозговой травмы - это я нанесла ему смертельный удар дверной
латунной ручкой. Он, бедняга, как раз подглядывал за мной в замочную
скважину, когда остальные вдруг как по команде отпустили дверь. А потом, то
ли от испуга, то ли от боли, убежал в кладовку, где у нас хранились
географические карты, и там спрятался. Он скончался от сильного
кровоизлияния в мозг.
Потом было самое настоящее полицейское расследование, о котором я,
правда, мало что помню. Когда на своей парте я стала находить первые
полуанонимные записки, мне, по настоянию родителей, пришлось сменить школу.
На вырванных из тетрадки листочках писали всегда одно и то же: "УБИЙЦА".
Дома я иногда ловила на себе пристальный отцовский взгляд - в его
бесконечно усталых глазах стояли слезы.
Так что из этой школы меня забрали и упекли в женскую католическую
гимназию, под присмотр монашек-урсулинок, где я и вела себя соответственно -