"Лоуренс Норфолк. В обличье вепря" - читать интересную книгу автора

рассматривает. Достала она ее быстрым, ловким движением, замаскированным под
чих. Маленький мальчик, которого вели мимо за руку, с беззастенчивым
выражением восторга глазел на красную ягодку, и голова его с каждым шагом
поворачивалась под все более и более немыслимым углом. В тот самый момент,
когда, с точки зрения физиологии, она должна была при следующем шаге
хрустнуть и отломиться напрочь, Рут сунула вишенку в рот. На лице у мальчика
тут же появилась такая яростная мина, что Сол и Якоб, не сговариваясь,
покатились со смеху. Секунду спустя мальчик вместе с матерью растворился в
толпе.
Сколько их уже кануло в небытие? Ленивый круговорот мысли, пока
протискиваешься вместе с Якобом и Рут к ближайшему переулку. Столько лиц ты
видишь один-единственный раз в жизни. Куда они все деваются? Этот мальчик до
конца своей жизни будет ходить через Рингплатц, покуда женщина, которая
держит его за руку, не превратится в его внучку - или мир не пойдет прахом.
Он повернулся к Якобу, мысль так и вертелась на языке. Но что ему ответит
Якоб? "Они просто исчезают, и все. Уходят и не возвращаются. И что с того?"
Или еще что-нибудь в этом же духе.
Сол промолчал, стараясь не отстать от друзей; они свернули на
Театерплатц, уже наполовину залитую вечерней тенью и почти пустынную, если
не считать столиков возле "Кайзеркафе". Несколько десятков лет тому назад
город принадлежал австрийцам, и до них было далеко. Теперь хозяевами были
румыны, и жили они гораздо ближе. В полном соответствии со сменой
патриотических приоритетов статую Шиллера, которая стояла напротив театра,
заменили на статую Михая Эминеску. Завсегдатаи "Кайзеркафе" тихо сидели за
столиками, словно в ожидании спектакля, которым в любой момент могло
разродиться соседнее здание.
- Как не стыдно, - негромко сказал Сол, обращаясь к каменной фигуре,
которая утратила всякое сходство с Шиллером.
- И нечестно, - добавил Якоб.
- Да ладно вам, - возмутилась Рут, - В конце концов, книжки-то читать
никто не запрещает.
Год назад в этом самом театре она три вечера подряд смотрела три части
"Валленштейна".
- Смотрите, там Лотта и Эрих. И Рахиль.
Между столиками "Кайзеркафе" взметнулись в приветственном жесте три
руки. Рут помахала в ответ и пошла в ту сторону, обернувшись через несколько
шагов и скорчив рожицу двоим молодым людям, которые даже и не думали
двигаться с места.
Когда она отошла на безопасное расстояние, Якоб повернулся к Солу.
- Она в тебя влюблена, - сказал он.
- Или в тебя, - тут же отозвался Сол.
Якоб покачал головой. Оба подняли глаза на Эминеску, но в темных
бронзовых чертах лица, взиравшего на медленные перемещения людей по
Театерплатц, не было ничего, что заслуживало бы комментария. Рут присела на
корточки между стульями подруг, и те подались вперед, чтобы лучше ее
слышать: две взъерошенные головы в качестве рамки к еще одной, рыжей. Потом
она вдруг резко встала - с откровенно наигранным возмущенным жестом. Девушки
рассмеялись.
- Про тебя говорят, - сказал Якоб.
- Про нас, - ответил Сол. - Или про тебя. Или вообще о чем угодно.