"Лоуренс Норфолк. В обличье вепря" - читать интересную книгу автора

отыгрываться на нем, возвращая ему его же собственные слова в виде полной
бессмыслицы. Тогда он сорвался, он ушел от них через эту же самую площадь,
где ему как-то сами собой вспомнились вдруг слова дяди Давида: никто и
никогда не будет принимать тебя настолько же всерьез, насколько ты сам готов
это делать, а упрямство - почти гарантия, что будешь несчастлив до конца
дней своих. Он простил Рут и Якоба, или они его простили, и вертеть одними и
теми же словами постепенно вошло у них в привычку, стало чем-то вроде игры,
правила которой известны были только им троим. Он улыбнулся одними уголками
губ и подумал, что давно успел свыкнуться с мыслью о том, что ему уже
девятнадцать.
Сразу за Театерплатц город привычно разыграл одно из нескольких своих
чисто театральных исчезновений. Частные дома и общественные здания
разбежались по сторонам, и на их месте возник Шиллерпарк. Шиллераллее вела к
парковой зоне, постепенно поднимавшейся в гору, по гребню которой тянулась
шеренга каштанов, еще даже и не начавших желтеть. Корни одного из них,
извиваясь, словно якорные канаты, уходящие в темное море земли, разметили
для них три тронных места. На той стороне, чуть вправо, играли в футбол
какие-то подростки, много, но слишком мелкие, чтобы от них можно было
ожидать серьезных неприятностей. Рут, Сол и Якоб расселись по привычным
местам и откинулись к стволу дерева. Прямо у них из-под ног уходил склон
холма, и они смотрели через всю равнину на далекие Чечинские горы, очертания
которых казались отсюда чередой размытых серо-голубых теней. Солнце натужно
изливало на землю последние заряды дневного света. Кожей лица Сол
чувствовал, как убывает тепло. Рут закрыла глаза; Якоб сидел и смотрел на
хаотически движущихся мальчишек, которых игра уводила все дальше и дальше
вниз по склону холма. Троица эта была вместе все это лето, также как и
прошлое, и позапрошлое. И дни, проведенные ими втроем, чаще всего
заканчивались именно здесь.
- Весь остаток дней своих ты проведешь, тоскуя по нам, - сказал Якоб, -
Когда уедешь.
Рут открыла глаза.
- Если уеду, - отозвался Сол, стараясь не показать, что его застали
врасплох.
Разговор был старый. Вена или Париж, Флоренция или Берлин - далекие
города плавали среди его мыслей, заставляя их вращаться по таким орбитам,
которые уводили его бог весть в какие дали. Невообразимое здесь и сейчас
будущее поджидало его - неведомо где. Они втроем могли сидеть здесь и думать
о прошлом, но в любой момент он мог сорваться и исчезнуть, погрузившись в
сказочное инобытие тех, кто уехал, чтобы не вернуться уже никогда.
- Мне бы до Клокуши добраться, и то проблема, - сказал он.
Он встретился было взглядом с Якобом, но тот сразу отвернулся и стал
искать глазами футболистов. Те уже успели окончательно исчезнуть из виду, но
тихий воздух настолько легко пропускал их голоса и даже тупые звуки ударов
башмака по мячу, что казалось, они теперь были ближе, чем раньше: команда
гомонливых призраков.
- А может, это мы уедем, а Сол останется, - нарушила молчание Рут, -
Предположим, у меня в Венеции живет тетка. Будем жить с тобой над каналом,
Якоб, только ты и я. А если он и в самом деле нас бросит, купим где-нибудь
неподалеку деревенский домик и будем читать друг другу Шиллера.
Она и еще целая компания их одноклассников участвовали в постановке