"Кэтлин Норрис. Чайка " - читать интересную книгу автора

том же языке, - тут не в обеде дело; сеньора не ест ничего, а вы, как
ребенок, всегда наедаетесь хлеба с вареньем раньше, чем успеешь подать
жаркое. Но надо же накормить эту саранчу, которая налетит завтра к Тонио,
чума их возьми!
Сочный, низкий голос, в котором не слышалось и тени раздражения или
недовольства, еще звучал в ушах Жуаниты, когда она открыла одну из низеньких
дверей и вошла в самую большую комнату гасиэнды. В убранстве этой комнаты
бросалось в глаза смешение двух стилей: тридцать лет тому назад Мария
Кэттер, застенчивая, светловолосая девушка из чопорной семьи пуритан Новой
Англии, став женой последнего из Эспиноз, пыталась сделать эту комнату
похожей на гостиную своей матери. Продолговатые, неодинаковой формы окна,
прорезанные в восемнадцатидюймовой толще стен, были завешены такими же точно
аккуратными канифасовыми занавесками, как окна, из которых Мария в детстве
смотрела на вязы и снега своей родины. Здесь стояли изящные стулья фирмы
"Пемброк" рядом с тяжеловесными стульями домашней работы с сидениями,
сплетенными из полос воловьей шкуры, и столы из эвкалипта, которые один из
мексиканцев на ранчо много лет назад сделал сам, украсил резьбой и покрасил.
Утоптанный земляной пол был покрыт в два слоя пестрыми, дорогими индейскими
одеялами, а широкий диван - покрывалом из Навайо. На полках книги
современных философов и поэтов, те, которые читает трезво смотрящая на жизнь
современная девушка, стояли бок о бок со старыми любимцами: Троллопом,
Диккенсом, Левером; Стэнли из неисследованных дебрей Африки и Робертс из
Индии встретились здесь под низкой черепичной крышей у туманного берега
моря.
В старинных черных кувшинах, в которых некогда хранилось оливковое
масло из Испании, теперь красовались яркие хризантемы, очень оживлявшие
длинную, немного мрачную комнату.
Но она совсем не казалась мрачной Жуаните, принимавшей все, что ее
окружало, с нерассуждающей лояльностью и довольством счастливой юности.
Разрушающаяся гасиэнда имела много неудобств - но ведь это был родной дом
Жуаниты. В этой немного странной комнате ей была с детства знакома и мила
каждая мелочь, и здесь проводила теперь хвои дни ее мать Мария
Кэттер-Эспиноза, которую все в их местности называли просто "сеньора".
Ей было теперь лет шестьдесят. Бледное золото волос давно уже
превратилось в серебро, а узкое, худое лицо было почти так же
мертвенно-бело, как волосы. В этот вечер, как обычно, она сидела в своем
старомодном кресле, окруженная плоскими подушками, покрытыми кружевными
салфеточками (подушка за спиной, две подушки на подлокотниках кресла), когда
Жуанита - воплощение радости и тайны юности - появилась в дверях.
Столик возле кресла сеньоры был уставлен безделушками, рамками,
статуэтками, вазами. Эти копившиеся годами старомодные вещицы, большая
рабочая лампа с зеленым абажуром, бронзовые часы на камине - все изобличало
одинокие и отчаянные усилия женщины из Новой Англии привнести с собой
привычную и любимую обстановку в далекий от родных мест дом ее супруга -
испанца. Восток продолжал жить в этой комнате рядом с Западом. Над камином,
где стояли бронзовые часы, Лолита задрапировала стену испанскими кружевами и
ярко-красным миткалем.* Лампа стояла на подставке, сплетенной из конского
волоса и искусно расшитой красным, серым, золотистым и черным. И тут же, у
кресла, где всегда сидела сеньора, стояла безобразная табуретка, сделанная
на индейский манер из воловьих черепов и рогов. И Жуанита уселась на нее,