"Валерия Новодворская. По ту сторону отчаяния" - читать интересную книгу автораничем не хуже консула Брута, казнившего своих сыновей за попытку рестав-
рации царской власти. А Тарас Бульба, а Маттео Фальконе из новеллы Мери- ме? Казни мне претили (со времен капитана Блада я усвоила, что убивать можно только в бою, а безоружного нельзя и пальцем тронуть, и мои милые мушкетеры только укрепили меня в этом убеждении. Странно, но идею Добра я постигала через воинский кодекс чести). А гражданину место было или на форуме, или в легионе. Мне это подходило. Люди такого типа только и мог- ли бы разрушить СССР и дать России новый идеал, и если не произошло ни то, ни другое, то только потому, что таких людей было мало. Я знаю, что это давно не модно, но, что "Россия, Лета, Лорелея" - сначала, а приват- ное - потом, навсегда останется моим твердым убеждением. Клин выбивают клином. Фашистов изгнали в основном коммунисты, которые были не лучше. Я всегда предпочту самого последнего коммунистического фанатика самому ми- лейшему интересантуобывателю. Ибо можно переубедить и сделать антисовет- чиками и Павку Корчагина, и тимуровцев, и молодогвардейцев, но я не бе- русь ничего доказать брокеру с приличным доходом в свободно конвертируе- мой "капусте", ибо в его системе координат нет ни "жизни за царя", ни жизни за республику, а есть просто жизнь - нейтральная и неприсоединив- шаяся, как девица с панели. "В РОССИИ НИКОГО НЕЛЬЗЯ БУДИТЬ" До 17 лет о политических и социальных вопросах я знала не больше Ма- угли. Не в силу своей слепоты и неразвитости, а просто потому, что вок- руг были джунгли. Советская приватность была джунглями, где ничего не лосах", репрессиях в стране. В 20-е и 30-е годы дул слишком сильный ве- тер, чтобы можно было куда-то уползти, от чего-то уклониться, а после... эпоха "застоя" мне лично показалась накрытой одеялом, где было темно, мягко, тепло - словом, весьма приятно и весьма приватно. Я чувствовала, что здесь что-то не так, ведь в моих любимых книгах не было одеяла, а был мир, "открытый настежь бешенству ветров". В 1967 году отец,., поло- жил мне на стол "Один день Ивана Денисовича". Это входило в джентльменс- кий набор и должно было стать чем-то вроде похода в консерваторию или Пушкинский музей, куда меня безжалостно гоняли с 10 лет, пока я не вошла во вкус. Ах, прекраснодушные интеллигенты! "Ах, декабристы, не будите Герцена, в России никого нельзя будить!" Эта книга решила все. Не успела я дочитать последнюю страницу, как мир рухнул. Неделю я ничего не виде- ла, кроме красного солнца над белой снежной пустыней. "Шаг в сторону - считается побег. Конвой открывает огонь без предупреждения". Но я не ис- пытала желания повеситься или бежать в Южную Америку, как мой любимый Овод, которого я в этом пункте всегда плохо понимала. Теперь я знала, что буду делать всю оставшуюся жизнь. Решение было принято в 17 лет, и, если юный Ганнибал поклялся в ненависти к Риму, я поклялась в ненависти к коммунизму, КГБ и СССР. Вывод был сделан холодно и безапелляционно: раз при социализме оказались возможными концлагеря, социализм должен пасть. Из тех скудных исторических источников о жизни на Западе, которые оказались мне доступны, я уяснила себе, что там "ЭТОГО" не было. Следо- вательно, нужно было "строить" капитализм (представьте себе Павку Корча- гина, в воде по пояс строящего капитализм, а ведь мой стиль был ближе к |
|
|