"Геннадий Новожилов. Московский Бисэй " - читать интересную книгу автора

- И кто же она? - спросила Катя.
- Ее здесь нет. Она там живет.
И он воздел палец к небесам. Не говоря ни слова, Катя зачем-то
коснулась кончика его носа, развернулась и пошла. Походка у нее была легкой,
даже веселой. Она запустила на ходу обе руки в волосы, подняла их,
отпустила; белая копна рассыпалась по плечам.
До Кости долетел ее странный низкий смех.
- Ненормальная, - прошептал он и спохватился: - Это я ненормальный.
Что я ей тут наплел?
Когда влюбленный в призрак режиссер ткнул пальцем в небо, во влюбленной
в ненормального режиссера девушке царь-колоколом ухнуло:
"Мой!" И она покинула его, а на душу ее опустился легким туманом
сладостный, не встречающийся на земле покой.
Но пришло время расставания с обожаемым мучительным трудом, отнявшим
столько сил и наверняка укоротившим жизнь: художники - странное племя
самоистязателей.
И вот мы видим Костю в его дурацкой пельменной. Перед ним тарелка с
недоеденными окоченевшими пельменями, нетронутый стакан с какой-то
сладковатой жидкостью. Костя три дня небрит, уткнулся в истасканную до
неузнаваемости книжку Акутагавы.

В полночь, когда лунный свет заливал тростник и ивы вдоль реки, вода и
ветерок, тихонько перешептываясь, бережно понесли тело Бисэя из-под моста в
море.

У гениального Шурки все получилось: шепот тростника, ив и все такое.
Потом камера проводила несчастного Бисэя под мост и, метнувшись к
противоположным перилам, встретила его уже мертвым, с белым, как сахар,
лицом, с недоуменно приподнятыми бровями. Тихонько перешептываясь, вода и
ветерок бережно понесли тельце Бисэя в море.
Катя, несколько задрав обутые в соломенные сандалии-варадзи ножки
куклы, додумалась, будто в водовороте, вращать ее, и получилось удивительно
мило, немного смешно, но очень грустно. Недоставало главного - не было
ощущения полного, бескрайнего, неземного одиночества.
Костя откинулся на спинку шаткого стула, уставился в одну точку.
Люди входили и выходили, рассаживались, гремели вилками, речь их
звучала какой-то неясной музыкой современных композиторов, Косте неприятной
и непонятной. Он рылся в себе, листая свою вполне одинокую жизнь, пытаясь
отыскать что-либо пригодное, что можно поместить под объективом камеры. И
само собою вспомнилось...
В тысяча девятьсот сорок третьем субмарина Королевских ВМС подкралась
ночью к итальянским берегам, о ту пору оккупированным вермахтом. Соотнеся
время прилива, течение и направление ветра, военспецы спустили на воду
солдата в спасательном жилете и с непромокаемым, притороченным к телу
портфельчиком. В портфельчике была предназначенная немцам "деза", а также
письмо к солдату отца, некоего сэра Уильяма. Для достоверности, так сказать.
Секретные документы утверждали, что войска союзников тогда-то и тогда-то
высадятся в Сардинии.
Сделав дело, подлодка отошла мористее и нырнула. И остался "томми" -
так называли во время Второй мировой британских солдат - в полном