"Фиц-Джеймс О'Брайен. Потерянная комната " - читать интересную книгу автора

и на обратном пути лишь в случае особой неудачи не вез с собой на буксире
корабль с командой. Так он и жил: на наш современный взгляд, не то чтобы
очень честно, однако вполне в ладу с нравами того времени. В один прекрасный
день, как можно было ожидать, у сэра Флоренса случились неприятности.
Ограбленные купцы подали жалобу в английский суд, и ирландскому викингу
пришлось отправиться в Лондон, чтобы похлопотать за себя перед доброй
королевой Бесс[12]. Когда двери всех комнат бывали закрыты и длинный коридор
освещала одна только маленькая масляная лампа на столике в конце, где
зажигали свечи припозднившиеся жильцы, глазу представлялась самая унылая,
невообразимо безжизненная перспектива.
И все же этот дом меня устраивал. При своем созерцательном образе жизни
и домоседстве я наслаждался полной тишиной, которая там царила. Жильцов там
было немного (из чего я заключаю, что хозяин не особенно процветал), и они,
под гнетом мрачной местной атмосферы, передвигались бесшумно, как духи. Не
припомню даже, когда я встречался с собственником дома. Счета раз в месяц
клали на стол невидимые руки, пока я совершал пешую или верховую прогулку,
требуемую сумму я вручал прислужнику-африту. В целом, помня о бодрой и
суетливой жизни Нью-Йорка, следует признать, что мой дом был погружен в
аномальную спячку, и я, жилец, ценил это как никто другой.
В поисках зефиров я ощупью спустился по широкой темной лестнице. В
саду, по сравнению с комнатой, было прохладней, и я, более-менее придя в
себя, прошелся с сигарой по темным, осененным кипарисами дорожкам. Стояла
темень. Высокие цветы на краю тропинки слились в густом мраке в сплошные
массы пирамидальной формы; цветков, листьев было не различить, деревья же,
напротив, потеряли всякую форму и походили на сгрудившиеся облака. Место и
время располагали к игре фантазии: в непроницаемых для глаза углублениях
могли разыгрываться сцены, сколь угодно причудливые. Я шел все дальше и
дальше, и эхо моих шагов на замшелой, не посыпанной гравием тропинке
вызывало у меня двоякое чувство. Я был один и в то же время словно бы не
один. Глубокая тишина, нарушаемая лишь глухим стуком шагов,
свидетельствовала, что здесь никого, кроме меня, нет, но те же звуки вселяли
в меня и противоположное ощущение. Вот почему я не вздрогнул, когда из
сплошной тени под гигантским кипарисом со мной кто-то заговорил:
- Сэр, не дадите ли огоньку?
- Конечно, - отозвался я, безуспешно разглядывая, кто бы это мог быть.
Некто вышел вперед, я протянул ему сигару. Сказать уверенно можно было
только одно: это был человек на редкость маленького роста. Я далеко не
великан, однако, чтобы поднести ему сигару, мне пришлось низко склониться.
Он энергично затянулся, моя сигара вспыхнула, и передо мной вроде бы
мелькнуло бледное странное лицо в ореоле длинных растрепанных волос.
Вспышка, однако, была настолько мимолетной, что я не мог определить, видел я
его в самом деле или, по причине бессилия чувств, дал волю воображению.
- Поздненько же вы гуляете, сэр, - проговорил незнакомец, невнятно меня
поблагодарил и вернул сигару, которую я не сразу нащупал в темноте.
- Не позднее обычного, - сухо ответил я.
- Хм! Так вы любитель поздних прогулок?
- Когда приходит охота.
- Вы здесь живете?
- Да.
- Чудной дом, правда?