"Фиц-Джеймс О'Брайен. Потерянная комната " - читать интересную книгу автора

немало раз, вероятно, под негасимым солнцем Востока хозяин этих туфель
сбрасывал их перед порогом мечети.
Поменялось все. Куда ни падал мой взгляд, вместо знакомых предметов
обнаруживалось нечто диковинное. И все же во всех заменах наблюдалась
некоторая общность с прежней вещью. Словно бы она на время поменяла форму,
но еще не потеряла прежнее содержание. Я мог бы поклясться, что эта комната
моя, хотя ни на одну вещь я не указал бы как на принадлежащую мне. Каждый
предмет напоминал прежнюю мою собственность. Я поискал в окне акацию - но
нет, за открытой оконной решеткой качались длинные шелковистые листья
пальмы; и все же движениями, очертаниями своими эта пальма походила на мое
любимое дерево. Ее листья словно шептали: "Мы только кажемся пальмовыми
листьями, а на самом деле мы листья акации; да, те самые, в которых
резвились бабочки, которые хлестало дождем, которыми ты любовался в
полудреме сквозь дым сигары!" И так во всем. Комната была моя и одновременно
не моя; с ужасом поняв, что не способен примирить сущность предметов с их
обликом, я почувствовал, что теряю последний разум.
- Ну что, решил наконец, твоя это комната или не твоя? - спросила
девица слева, поднося мне гигантский бокал с пенным шампанским и злорадно
усмехаясь.
- Моя, - упрямо ответил я и резко отвел от себя бокал, залив ароматным
вином белую скатерть. - Я знаю, что она моя, а вы - мошенники и колдуны,
хотите свести меня с ума.
- Ну-ну! - мягко произнесла она, нисколько не обидевшись на грубое
обращение. - Ты чересчур разволновался. Альф сыграет для тебя что-нибудь
успокоительное.
Повинуясь ее жесту, один из мужчин поднялся с кушетки и сел за орган.
После краткой, бурной прелюдии зазвучала, как мне показалось, симфония
воспоминаний. Мрачная, исполненная пронзительной боли музыка рисовала как
будто темную ненастную ночь, холодный риф, бьющийся о него в вечной злобе
невидимый, но грозно слышимый океан. На рифе - одинокая пара, он живой, она
мертвая; прижимая к себе ее нежную шею, нагую грудь, он тщится отогреть ее,
вернуть к жизни, меж тем как его собственную жизненную силу высасывает
ледяное дыхание бури. Время от времени в мелодию вплетались пронзительные
минорные ноты, словно крики морских птиц или предвестие близкой смерти. Пока
незнакомец играл, я едва сдерживал себя. Мне казалось, я слушаю, я вижу
Блокиту. Удивительная ночь, когда я, упиваясь и страдая, внимал его игре,
возобновилась с того самого места, на котором была прервана, и мелодию
творила та же рука. Я впился взглядом в человека, которого женщина назвала
Альфом. Он сидел в плаще и дублете, при длинной шпаге и маске из черного
бархата. Но его заостренная бородка и загадочно-знакомая копна
всклокоченных, точно под ветром, черных волос - все это всколыхнуло во мне
воспоминания.
- Блокита! Блокита! - крикнул я, исступленно вскочив с ложа и, словно
ненавистные цепи, скидывая с шеи кольцо прекрасных рук. - Блокита, друг,
поговори со мной, молю! Скажи этим гадким колдунам, пусть оставят меня в
покое. Скажи, они мне отвратительны. Скажи, я приказываю им убраться прочь
из моей комнаты!
Человек за органом даже не пошевелился. Он бросил играть, и последняя
тронутая им нота печальным стоном истаяла в воздухе. Остальные мужчины и
женщины снова издевательски расхохотались.