"Майкл О'Двайер. Утопая в беспредельном депрессняке " - читать интересную книгу автора

этого хочешь, не так ли? Чтобы я уехал раз и навсегда.
- Нет, нет, нет! - заорал Винсент и кинулся к Виски, размахивая руками
и поливая все вокруг краской с кисти. - Ничего подобного, дорогой мой! И
слышать не желаю о твоем отъезде. Оставайся с нами, сколько хочешь. Будь как
дома. Ты совершенно неправильно меня понимаешь.
- Тебя непросто понять.
- Может, мне для ясности написать картину?
- Очень остроумно.
- Все в действительности очень просто. Хелена думает, что ей нужен ты,
но она ошибается. На самом деле ей нужен я. Я это знаю. И она в глубине души
это знает. Но она не может меня получить. По крайней мере, она так думает.
Может быть, она и права. Ей кажется, что я слишком погружен в свою работу.
Возможно, так оно и есть. Но я не могу не писать картины.
- Может быть, она ревнует тебя не к твоей живописи, а к Элизабет?
- Дикость какая! Прости, конечно, Элизабет - это полный абсурд. Хотя,
если честно, я немного запутался в своих чувствах. Хелена мне дорога, но...
как бы это сказать?
- Ты хочешь развестись с ней.
- Глупости. Разумеется, я не хочу разводиться. У нас один из самых
удачных браков во всей Ирландии. По крайней мере, с финансовой точки зрения.
Благодарить за это следует Альфреда - он подал мне идею. Точнее, идея пришла
в голову Хелене, но суть не в этом. Он бормотал что-то насчет того, как
забавно получается с искусством: будучи одним из самых бесполезных занятий,
оно вместе с тем является одним из самых прибыльных. Это навело Хелену на
мысль, что мне надо писать как можно больше картин. Я ведь учился когда-то у
Пикассо и Дали - бог знает, когда это было. Потом я почти совсем забросил
это дело - слишком много денег было, а они до добра не доводят. Она снова
стала приставать ко мне, и, чтобы отделаться от нее, я взялся за живопись и
сам удивился, как здорово у меня теперь получается. Хелена тоже так считает.
Постепенно я стал все больше времени проводить в студии. Ей, естественно,
было скучно болтаться одной. Поэтому я купил дом в городе, и она устроила
там галерею, чтобы выставлять молодых многообещающих художников. У нее
отличное чутье на то, что будет пользоваться успехом. Разумеется, она
выставляла и мои работы, и они, разумеется, хорошо раскупались.
- Ну и что же вам мешает жить в мире и согласии?
- Я писал картины быстрее, чем их покупали. Она ведь не могла
предлагать только мои работы, игнорируя всех остальных живописцев. У меня
накапливался избыток готовой продукции. Тогда ее внезапно осенила еще одна
идея - просто блестящая, самая лучшая из всех, какие когда-либо приходили ей
в голову. Она сообразила, что мне надо писать картины в разной манере и
подписывать их псевдонимами. Это оказалось просто золотой жилой. Теперь
бывает так, что все выставленные в галерее картины принадлежат мне. Каждый
покупатель ищет что-нибудь в манере, которая ему по вкусу, и что бы он ни
нашел, это все равно моя работа. Восхитительно, правда?
- Значит, ты не хочешь разводиться с Хеленой потому, что, кроме нее,
никто не знает о вашем жульничестве? Теперь, правда, я знаю. А Элизабет в
курсе?
- Вот дурачок. Разумеется, я в курсе, - прозвучал голос Элизабет с
кушетки. - И не вижу в этом никакого криминала.
- Если бы я продолжат писать только под своим именем, мои картины