"Николай Сергеевич Оганесов. Двое из прошлого (Повесть) " - читать интересную книгу автора

предложил свое объяснение: это все же самоубийство, но обставленное таким
образом, чтобы после смерти Волонтира на кого-то пало подозрение в
убийстве. Это можно сделать из мести, сводя счеты...
_______________
* Действие повести происходит до 1984 года, поэтому работники милиции
именуются по существующим тогда должностным званиям.

- Не совсем обычный способ, согласен, - сказал он, - но теоретически
возможный.
Коллега и традиционный оппонент Сотниченко Костя Логвинов вполне
резонно возразил:
- Если уж навлекать подозрение, то на конкретное лицо, на того, кому
мстишь, с кем сводишь эти самые счеты. Где в таком случае записка, письмо,
хоть какой-то намек? - Он подумал и закончил: - И потом, Волонтир не стал
бы запирать дверь на внутренний крючок, это уж как пить дать.
Крыть было нечем, и пусть Логвинов не произнес слово "убийство", оно
словно повисло в воздухе. Очевидно, все мы подумали об одном и том же:
исключив несчастный случай, а за ним самоубийство, остается предполагать
худшее. Этот момент будто послужил сигналом для участников осмотра:
быстрее задвигались люди, чаще стал вспыхивать блиц фотоаппарата.
Вплотную к флигелю подогнали машину "скорой помощи", погрузили в нее
труп.
К девяти часам медленно и нерешительно над городом взошло тусклое
солнце. Сумерки нехотя отступили под его холодными косыми лучами, и
непонятно было: утро это или вечер, за которым вот-вот снова наступит
ночь.
Я стоял посреди узкого, как пенал, двора и, выдыхая из легких остатки
тухлой нечисти, которой успел наглотаться в доме Георгия Васильевича
Волонтира, занимался тем, что на военном языке называется
рекогносцировкой. Я не случайно воспользовался военным термином, поскольку
и в самом деле чувствовал себя как на поле боя после газовой атаки.
Свежий воздух быстро привел меня в чувство: дышать стало легче, а
зрение постепенно приблизилось к положенным ста процентам. Пора было
приниматься за работу.
Двор (я уже говорил об этом) был похож на длинный и узкий школьный
пенал. Флигель Волонтира - небольшая мазанка с одним, наглухо закрытым
ставнями окном - находился на том месте, которое в пенале соответствует
торцу. Напротив, в глубине двора, темным контрастным пятном на фоне белого
снега выделялись хозяйственные постройки. С двух других сторон,
параллельно друг другу, стояли два дома-близнеца - двухэтажные,
дореволюционной постройки, здания с так называемыми архитектурными
излишествами на наружных стенах. Один, тот, что находился слева от меня,
пустовал: людей выселили, окна заколотили досками. Дом был предназначен на
снос. Сквозь отвалившуюся местами штукатурку торчали ребра ветхой дранки,
а подъезды, обращенные внутрь двора, зияли немыми бездонными дырами.
Брусчатка, которой был вымощен двор, в нескольких местах осела и походила
на изваянное в камне море в легкую штормовую погоду. В общем, картина
невеселая. Слегка припорошенные снегом кучи мусора, битого стекла
дополняли ее и делали совсем мрачной. Впрочем, жителей второго дома этот
пейзаж скорее всего радовал, ибо напоминал о том, что в самое ближайшее