"Фрэнк О'Коннор. Сын своего отца (Из автобиографических книг) " - читать интересную книгу автора

солнечный луч прорезал мрачную вересковую пустошь, и из-под маски на вас
смотрело настороженное, пытливое мальчишеское лицо.
Я уже знал на примере Леппокса Робинсона, как увидеть под маской
мальчишку. Только у Рсбпнсона этот мальчишка был любитель откалывать
штуки, озорник, ужз положивший в вашу постель ежа, а за йитсовской маской
скрывался совсем другой мальчик - которого летом оставили дома, и он,
запертый на весь день в четырех стенах, с отчаянием смотрит на вас пз окна.
Только со временем я понял, что Йитс, сам болезненно застенчивый
человек, дурно действует на застенчивых людей: при нем они совсем
терялись, и именно это случилось со мной в тот первый вечер, как и во
многие последующие. Но скажу, чтобы Рассад Боссе не страдал застенчивостью
- самоуверенность, право, не в натуре поэтов, - но она как-то
рассасывалась в складках его старой дохи, к которой, полагаю, из всех его
вещей Йитс питал особую антипатию. В глазах Йитса Рассел был человеком
толпы. Йитс любил полутьму, Рассел - яркий свет, и все же Йитс видел
несравненно зорче, чем Рассел, и, если вы имели несчастье задеть Йитса, то
могли не сомневаться - когда-нибудь в будущем он вам это припомнит.
Несмотря на слепоту, несмотря на застенчивость, мешавшие Йитсу
обращаться к людям не иначе как по фамилии, он обладал чрезвычайной
зоркостью и наблюдательностью. За какие-нибудь первые полчаса знакомства
Рассел обрушивал на вас потоки пытливого внимания, расположения и
сердечности, тем не менее я ни разу не почувствовал, чтобы его пылающие,
добрые, честные глаза действительно видели меня, тогда как Йитс - почти
слепой, всем недовольный, в дурном настроении - всегда поражал меня
осведомленностью о моей жизни, работе и друзьях.
- Вы, я знаю, очень дружите со Стронгом, - сказал оп мне как-то много
лет спустя. - А вот я его не переношу.
Меня взволновало не то, что он не переносит Стронга, а то, что помнит,
с кем я дружу, и готов поспорить со мной об этом Стронге.
Другой раз он сказал:
- Ну вот, цензурный комитет не пропускает книгу такого-то - того
самого, который украл ваш рассказ.
Я не знал, что у меня украли рассказ, тем более какой именно. Потом его
так часто крали, что об этом даже писалось в газетах, но Йитс первым
заметил плагиат.
Не могло быть даже вопроса о том, с кем - Расселом или Йитсом - легче
завязать дружеские отношения.
В тот первый вечер Йитс вместе с леди Грегори устроил мне настоящий
экзамен. Под конец леди Грегори попросила меня прочесть что-нибудь из
современной ирландской поэзии, и я прочел стихотворение Гогарти в
английском переводе Падди Брауна - переводе, который лучше подлинника. Но
потом я умудрился все испортить, рассказав леди Грегори о том, как некий
учитель ирландского языка, Дик Мёрфи, которому часто задерживали
жалованье, решил поправить свои дела, переведя на ирландский язык ее книгу
"Под опекой работного дома". Так как ему не из чего было заплатить ей
авторские, он озаглавил свой труд "Преступление и наказание. Перевод
романа Федора Достоевского непосредственно с русского".
Конечно, я проявил бестактность, рассказав об этом автору книги, но я
совсем потерялся в ее присутствии, к тому же, признаюсь, меня забавляло -
да и сейчас забавляет - это "непосредственно с русского".