"Эдвард Олби. Все кончено (Пьеса в двух действиях) " - читать интересную книгу автора

надо), эти пожилые дети не слишком-то любили друг друга. Дочь была замужем
вторым браком; возможно, что выбор ее был не вполне удачен - у этого
человека денег не было ни гроша, и он был намного моложе ее; на вид весьма
женственный, впрочем, возможно, гораздо мужественнее, чем многие, это трудно
сказать. Только дело было не в нем, корни их неприязни уходили гораздо
глубже в прошлое, но я слишком поздно с ними познакомилась. Словом, в
последние месяцы жизни матери они вели битву за долю в ее завещании, за
наследство. Половина на половину их не устраивала. Вот они и добивались
изменений, то шестьдесят процентов и сорок, однажды было даже семьдесят
процентов и тридцать. Понимаете, мать любила обоих: кто последний приходил,
тому она больше и назначала. Но кончилось все тем же, с чего и началось, -
каждому по половине, а из всей этой возни пользы никому не было, один вред.
Конечно, виновата во всем была дочь, во всяком случае, ее вины было больше,
потому что она была испорчена так, как сыновей портят редко. Все это я
говорю вам для того, чтобы вы поняли: за деньгами я не охочусь. У меня их
больше чем достаточно - с рождения. Неужели вы никогда не наводите справок?
Вашему отцу я в свое время сказала, что мне ничего от него не нужно, только
чтобы он был со мной. И чтобы любил меня, конечно. И он согласился, он
сказал - возможно, вам это будет неприятно, - но он мне сказал, что его
деньги нужны вам. Так что я совсем не та крашеная блондинка с жевательной
резинкой за щекой и в платье с блестками, какой вам кажусь.
Дочь (помолчав). Теперь я, по-видимому, должна проникнуться к вам
любовью, упасть в ваши объятия и заплакать, задыхаясь и бормоча: "Простите и
забудьте". Должна вас разочаровать: не на такую напали.
Любовница (легко). Я этого и не жду. Мне на самом деле все равно. К
тому же у меня есть заботы поважнее. (Менее легким тоном.) Он научил меня
понимать цену вещам, истинную цену. Судить холодно, но совершенно точно. У
меня это получилось не сразу, но я, верно, знала, что мне это понадобится. И
научилась. И знаете, что еще? Я буду на похоронах. В крематории, если мне
удастся настоять на своем - на том, чего хотел он. Но как бы там ни было - я
буду на похоронах. Это единственный... ритуал, от которого я не откажусь.
Дочь. Вы не посмеете.
Любовница. Дитя, вы меня не знаете.
Дочь. Я этого не потерплю.
Сын (мягко). Успокойся.
Любовница (со смешком). Не потому, что мне так уж важно настоять на
своем, и не потому, что я хочу скандала или хочу разбередить старую рану.
Рана закрылась. Ваша мать это знает. Вы тоже это знаете. Вас бесит, что вы
никогда не видели этой раны. Не знаете, где она была, даже шрама найти не
можете. Понятно, что вас это выводит из себя. Но мне ни до чего этого дела
нет. Я приду туда. Как всегда, в светлом. Мелодрамы в итальянском стиле не
будет. Не будет шепота: "Кто эта незнакомка там, в стороне? Эта женщина в
черном, которую никто не знает, что рыдает громче, чем вдова и дети, вместе
взятые?" Ничего этого не будет. Я всегда знала свое место, и я буду на своем
месте и там. Не будите ее, пусть спит.

Подходит Сиделка, вынимает сигарету, постукивает ею о портсигар.

Дочь. Вы правы, я незнакома с любовью. Сиделка. Можно к вам?