"Джеймс Олдридж. Мой брат Том" - читать интересную книгу автора

продолжать разговор об этом корыте.
- Тьфу, черт! С вами говорить - все равно что воду в ступе толочь! - не
сдержал Коллинз вспышки беспомощной злости.
- Том, запиши!
Отец явно тешился этой сценой, да и мы тоже. Бедняга Коллинз! Никто его
не любил, даже Локки, у которого полгорода было в приятелях. Вероятно, Локки
просто подкупил его или пригрозил выдать какой-нибудь его грешок. А между
прочим, сын Коллинза, прозванный Громовержцем за свою страсть к
электротехнике, пользовался всеобщей симпатией. Это был славный малый, очень
добрый и порядочный; впоследствии его увлечение электротехникой миновало, он
принял духовный сан, и, наверно, из него вышел отличный священник и
первоклассный крикетист.
- Виноват я, что ли? - почти жалобно сказал Коллинз. - Ведь я только...
- Вы только исполняете свои обязанности, - договорил за него отец. - Но
в ваши обязанности вовсе не входит врываться в частный дом под предлогом
служебного дела и беспокоить и оскорблять подданных ее величества королевы,
обвиняя их в нечестных и противозаконных поступках...
Тут Джо Коллинз не выдержал и обратился в бегство; готов поклясться, я
слышал, как он скрежетал зубами, убегая.
- Молодец, папа! - великодушно признал Том, когда мы все вернулись в
столовую.
- Пфа! - Своим любимым междометием и небрежным взмахом руки отец хотел
показать, что не считает одержанную победу чем-то заслуживающим внимания. -
Тут и закон ни при чем, - сказал он, словно Коллинз не стоил того, чтобы в
споре с ним прибегать к авторитету закона. - Одни слова.
Но мать посмотрела на него с грустью и сказала:
- Эдвард Квэйл, когда-нибудь этот человек подстережет тебя в темном
переулке и убьет.
- Если я сам не убью его раньше, - спокойно возразил отец, и это были
самые крамольные слова, какие я от него в жизни слышал; ведь они выражали
намерение пойти против закона, а это для него было почти то же самое, что
пойти против бога.
- Силен папа! - снова сказал Том.
- Чтоб я не слышал здесь этих словечек! - прикрикнул на него отец,
торопясь строгостью уравновесить проявленный вкус к потехе.
Выражение "силен" было в ходу у коренных австралийцев, а нам не
разрешалось дома пользоваться выражениями такого рода. Отец любил повторять
вслед за Эдвардом Гиббоном Уэйкфилдом, что язык австралийцев - это
испорченный жаргон английских воров, и нам с Томом приходилось вести
двуязычное существование: дома мы разговаривали на хорошем английском языке,
а с товарищами, когда не слышал отец, - на "воровском жаргоне". Впрочем, с
годами у самого отца стало проскальзывать в речи что-то австралийское, хоть
он бы взвился до небес, скажи ему кто-нибудь об этом.
После посещения Коллинза стало ясно, что Локки встревожен и, может
быть, даже немного растерялся. Но отцу для полноты составленной им картины
не хватало одной детали, и эту деталь должен был отыскать Том - Том, который
теперь каждый вечер обнимался с Пегги Макгиббон за рубкой Финна
Маккуила-старшего.
Отец хорошо знал наш город, знал, что Локки пользуется общей симпатией
(пусть не всегда искренней), и потому пока больше не искал свидетелей против