"Джеймс Олдридж. Мой брат Том" - читать интересную книгу автора

академические успехи не позволяли ему рассчитывать на стипендию, а без
стипендии Мельбурнский университет был доступен только детям богачей. Мне
пришлось еще раньше Тома испытать это расхождение мечты с действительностью;
впрочем, я, надо сказать, не так уж стремился в университет. Мне хотелось
стать журналистом и работать в газете, в большом городе, но, во-первых, я не
имел необходимой подготовки, а во-вторых, юноше из провинции трудно было
найти в большом городе работу, да и коренному горожанину не легче. Исходя из
этого, я повел атаку на владелицу нашего сент-хэленского "Вестника",
симпатичную старушку, по фамилии Ройс, и до тех пор приставал к ней, пока
она не согласилась взять меня временно, на год. Я уже два года околачивался
без работы после окончания школы, пробавляясь всякими случайными занятиями,
и потому принял, как чудо, получение этого места, хоть получил я его только
на один год и знал, что буду зарабатывать меньше фунта в неделю.
Вероятно, я должен был радоваться свершившемуся чуду, но летом 1937 и
1938 года будущее выглядело так мрачно, что душа не лежала к радости. Я
испытывал гнетущее чувство, что все мы зашли в тупик и податься нам некуда.
Во время депрессии, которой не суждено было окончиться вплоть до 1939 года,
через наш городок проходили тысячи безработных, рыскавших по округе в
поисках сезонного заработка. Недели не было, чтобы кто-нибудь не ночевал у
нас в гараже на земляном полу. Если это был австралиец, отец через Тома
посылал в гараж кипяток для чая, хлеб и джем (масло мы и сами не каждый день
ели), если же забредал иммигрант из Англии, старый или молодой, отец шел
взглянуть на гостя и в тех случаях, когда гость казался ему достойным такой
чести, приглашал его поужинать или позавтракать с нами. Том вел с этими
людьми втихомолку крамольные разговоры, я же боялся их, чувствуя, как мы им
противны со своей милостыней и с бесконечными отцовскими словоизлияниями.
Только бедняки были терпимы к бродягам, богачи (вроде меня) ненавидели и
боялись их.
Городок делился не только на богатых и бедных; существовало еще
разделение на фермеров и собственно горожан, на любителей крепких напитков и
азартных игр и противников крепких напитков и азартных игр; но самое четкое
разделение было по признаку религии - на католиков и протестантов.
Здесь уже не могло быть компромиссов; для моего отца это был вопрос
чести, вопрос доверия к ближнему. Все католики в его глазах были стяжатели,
обманщики, люди без стыда и совести, они попросту находились за пределами
морали. Отец был страстным приверженцем Реформации; она для него и сейчас не
утратила живого значения: ведь это благодаря ей англичанин стал свободен в
своих мыслях. Австралиец-католик - такая комбинация всегда казалась отцу
отвратительной, но австралиец-католик да еще и любитель крепких напитков и
азартных игр, вроде Макгиббона, - это уже было просто воплощение кромешного
зла.
И вот в это лето Том имел неосторожность влюбиться в Маргарет
Макгиббон, чей отец, Локки Макгиббон, держал в городе цирк, устраивал матчи
по боксу, был завзятым картежником, спекулировал чем придется и среди
местных католиков не знал себе равных по части насмешек над протестантским
ханжеством и английским снобизмом в лице моего отца. Сложные из-за
неосторожности Тома отношения между нашими семьями начались с того дня,
когда дом Локки Макгиббона был дотла уничтожен пожаром.

4