"Джеймс Олдридж. Прощай, Анти-Америка!" - читать интересную книгу автора

победителя, который требует от своей жертвы сострадания, помощи и даже
смирения. Я колесил по Ницце, Вильфраншу и Монте-Карло, заглядывая подряд во
все бары и бистро, и внутренне содрогался, вспоминая о том, какая тяжесть
вновь обрушилась на моего друга Пипа.
Я обследовал все места, которые мне были известны, и вдруг вспомнил,
как Моника рассказывала мне в Париже, что несколько раз обнаруживала пьяного
Пипа на Северном вокзале. Он заявлял, что хотел сесть на поезд и ехать
домой, в Америку. Поэтому я объездил все станции и нашел их в Вильфранше -
они сидели на платформе над одним из самых прекрасных заливов в мире и вели
пьяный спор о том, что такое головная боль.
Была полночь. Увидев меня, они заявили, что я тоже должен ехать с ними.
А они ждали поезда из Ментоны в Марсель, с тем чтобы сесть на пароход "Андре
Дореа" и уехать на нем в Нью-Йорк.
- Только там, Кит, только там мы можем уладить наш спор. А здесь, - Пип
с ненавистью махнул рукой в сторону самого залива и темных гор, - здесь все
не то, все, все не то.
- Да, конечно, - сказал я. - Но пойдемте отсюда.
- Я же все-таки сделал это, Кит, - бормотал он, пока я ставил его на
ноги. - Поехали домой, сказал я ему. Там уже забрезжил свет. Так я ему и
сказал. Я - как римский папа, понимаешь? - Он высморкался и, копируя папу,
благословил Терраду. - Не терзайся. Прощаю... Отпускаю тебе все грехи. - И
он снова перекрестил Терраду.
Увести их со станции не составило большого труда; первым я дотащил до
машины тяжелого, обмякшего Терраду. Он молчал. Но даже и сейчас, пьяный и
беспомощный, он продолжал свой титанический поединок с чем-то огромным, чему
не было названия. Джуди с благодарностью обняла меня, тем временем Дора
втащила Терраду на крыльцо.
Моника была дома, в "Эскападе"; мы с ней внесли Пипа наверх и уложили в
постель, - Эйлин пришлось самой выпить кофе, который она приготовила для
него. Они попытались расспросить меня о том, что произошло, но я буркнул в
ответ: "Ничего не произошло" - и отправился спать.
Я ведь и сам толком не знал, что было между ними. На следующее утро Пип
спустился к завтраку совершенно разбитый, и я не стал его ни о чем
спрашивать. Но он сам, неверной рукой поднеся к губам чашку кофе, сказал:
- Рак у него, умирает бедняга...
Интересно, подумал я, много ли он помнит из того, о чем они говорили
ночью. Террада, судя по всему, ничего не помнил, потому что часов в
одиннадцать к Пипу приехала Джуди. Она сообщила, что в три они уезжают в
Париж.
- Нужно его скорее везти домой, кто знает, что может произойти, -
сказала она. - Ты придешь повидаться с ним еще раз, Пип? Он сейчас лежит,
ему нехорошо.
Пип покачал головой.
- Он не помнит, что было прошлой ночью. Он сомневается... Вы с ним все
уладили?
Мне казалось, Пип помнил, что под пьяную руку благословил Терраду и
простил его, но сейчас ему не хотелось об этом говорить.
- Что уладили? - спросил он.
- Не надо, Пип, пожалуйста. Ты ведь знаешь, что он умирает...
- Знаю.