"Илья Олейников. Жизнь как песТня " - читать интересную книгу автора

чувствовалось, что он порядком устал от Яшиных выходок, но предать не мог.
Во-первых, он был порядочным человеком, а, во-вторых, много лет назад они с
Яшей вместе учились. - Она ж не просто секретарь по идеологии, что само по
себе не подарок, - грустил он в телефонную трубку, - она же еще и депутат,
сучка эта. Из обкома звонок был... Возмущаются. Как можно, говорят,
депутата Верховного Совета оскорблять тем, что она якобы живет с
ассенизатором! Это же, говорят, дискредитация власти!
- Ну, - пошел в атаку Яков Исидорыч, - честно признаться, я не
понимаю, что плохого в том, что человек живет с ассенизатором. Такая же
профессия, как и все остальные. Живет себе и живет! Пусть радуется, что так
повезло. Я лично знаю сотни женщин, которые почли бы за счастье найти
какого-нибудь завалящего ассенизатора, да ведь нету. Нету! Дефицит, можно
сказать. И потом, она же не дала мне досказать.
- Что не дала досказать? - чуть ли не завыл партийный товарищ.
- Она не дала мне досказать, - тоном заговорщика зашептал
Кипренский, - что она живет не просто с каким-то там безвестным
ассенизатором, а с ассенизатором - Героем Соцтруда, почетным гражданином
Нижнего Тагила и трижды орденоносцем ордена Ленина!!! - И выдохнул воздух.
А студенческий друг, наоборот, едва не задохнулся от подобной лжи.
- Яша, - попросил он чуть не плача, - я тебя умоляю, заткни свой
поганый рот раз и навсегда. Тебе ведь всего полгода до пенсии осталось!
Чтоб в послед-ний раз!
- В последний-последний! - согласился Кипренский и на следующий же
день, представляя во время концерта инструментальный ансамбль, объявил:
- У рояля Вадим Шпаргель, ударник - Михаил Тургель, гитара - Иван
Соколов. - Помялся секунду, помучился и залепил: - Почти русская тройка!
Неисправимый был человек.
Вообще, на гастролях часто происходит всякого рода ерунда. То есть,
когда она случается, ничего необычного в ней как бы и нет, и только по
прошествии времени, оглядываясь назад, начинаешь осо-знавать всю
парадоксальность произошедшего.
Шел ливень. Дорогу развезло, и наш автобусик соскальзывал с грейдера
то влево, то вправо. Сидевшего на ящиках из-под реквизита Якова Исидорыча
трясло как в лихорадке на каждой колдобине. На пятом часу езды, после
очередного водительского маневра, Кипренский не выдержал и, обращаясь в
никуда, сумрачно произнес:
- Вот страну отгрохали, мать их! От Амура и до Бреста. Ну на хрена нам
такая большая территория - все койлы отбил!
А дождь все шел.
- До райцентра не доедем, - озабоченно сказал шофер. - Застрянем
где-нибудь в такую гниль. Придется переночевать в ближайшей деревне.
Ближайшая деревня показалась километра через полтора. Бесконечный
дождь наяривал без устали. Обернувшись, чтобы не промокнуть, в целлофан,
мы, выйдя из автобуса, постучались в крайнюю избу. Дверь открыл заспанный
мужик.
- Чего надо? - недружелюбно спросил он.
- Да нам переночевать бы! - попросился Кипренский. - Дождь, видите ли.
- Переночевать - это не ко мне... - хмуро отозвался мужик. -
Переночевать - это к бабе Фросе. Третья изба справа. Туда и идите. У ней
все время всякие долбодоны ночуют. - И захлопнул дверь.