"Маргарет Олифант. Окно библиотеки ("Карета-призрак" #2) " - читать интересную книгу автора

на меня, я уверена. Наконец-то он меня заметил, наконец-то узнал, что
кто-то, пусть всего лишь какая-то девушка, видит его, ждет его появления,
верит в него.
От волнения меня била дрожь, ноги подгибались, я встала коленями на
скамью, оперлась об окно и чувствовала, что у меня останавливается сердце.
Лица его я не могу описать. Оно было как в тумане, и все же что-то в нем
светилось - думаю, улыбка, - и он рассматривал меня так же напряженно, как я
его. Волосы у него были белокурые, губы чуть вздрагивали. Потом он поднял
руки, чтобы открыть окно. Оно поддавалось с трудом, но в конце концов
открылось с громким стуком. Я заметила, что прохожие услышали этот звук,
некоторые взглянули вверх.
Что касается меня, то я сцепила ладони, прижалась лицом к стеклу и
тянулась к незнакомцу так, что, казалось, вот-вот выпрыгну сама из себя,
сердце выскочит из груди, а глаза - из орбит. Он открыл окно с таким шумом,
что его должны были слышать всюду, от Западного порта до аббатства.
А потом он наклонился вперед и выглянул наружу. Все, кто был на улице,
не могли его не увидеть. Сначала он бросил взгляд на меня, а затем стал
рассматривать в слабом свете сумерек улицу: ее восточный конец, башни
старого аббатства, после этого западный, где бесшумно, как зачарованный, шел
и шел народ.
Я смотрела на него и упивалась: уж теперь-то никто не скажет, что его
не существует, никто не назовет меня фантазеркой. Я смотрела затаив дыхание,
не отводя глаз. Он снова поглядел в один конец улицы, в другой, а потом
опять на меня. И вначале на меня, и напоследок на меня, пусть и мимоходом!
Значит, он всегда видел, всегда знал, что я близко, что я желаю ему добра. Я
ликовала, но мной владело оцепенение: глаза следовали за его взглядом так
неотрывно, как будто я была его тенью. И вдруг он исчез, его не стало.
Я опять опустилась на скамью и попыталась найти какую-нибудь опору. Я
видела, что он еще раз махнул мне рукой. Я не понимала, как он скрылся и
куда, но через мгновение его уже не было, а окна оставались открытыми,
комната замерла и потускнела, однако вся ее глубина была хорошо видна и
большая картина в золоченой раме тоже.
Я не огорчилась, когда он исчез. Мое сердце было переполнено радостью,
я ощущала усталость и удовлетворение: все вопросы теперь разрешены, все
сомнения исчезли. Я откинулась назад и обмякла. Тут вошла тетя Мэри, с
легким шорохом, как на крыльях, подлетела ко мне, обняла и прижала мою
голову к своей груди. Я немножко поплакала, всхлипывая, как ребенок.
"Теперь-то вы его видели, видели!" - восклицала я.
Как приятно было прислониться к тете Мэри, такой мягкой, такой доброй,
что невозможно и описать; а ее руки обнимали меня, и голос шептал: "Душечка,
душечка моя!" - так жалобно, что казалось, она вот-вот заплачет. Я пришла в
себя, и как же мне было хорошо, как радостно! Но мне еще хотелось услышать
от них, что они тоже его видели.
Я указала на окно, по-прежнему открытое, и комнату, таявшую во тьме.
"Уж на этот раз вы все видели!" - повторила я уже настойчивей. "Душечка
моя!" - промолвила тетя Мэри, целуя меня, а мистер Питмилли принялся
нетерпеливо мерить комнату мелкими шажками. Я выпрямилась и отвела руки тети
Мэри. "Ведь не слепые же вы, в самом деле! - закричала я. - Ну прозрейте вы
хоть сегодня!" Но оба они молчали.
Я окончательно освободилась от объятий тети Мэри и встала. Там, посреди