"Анатолий Онегов. Еловые дрова (Сборник рассказов) " - читать интересную книгу автора

рассвело, началось у меня дома такое, о чем и не расскажешь...
И плащом я клетку накрывал, и прятал клетку вместе со скворцом в
темный шкаф. Все равно: стоило услышать скворцу гомон скворчиной стаи, как
начинал он биться и кричать. А скворцы, как нарочно, то стаей пролетят над
домом, да так низко и близко, что палкой, кажется, достанешь. То упадут с
крыла на огород и забегают, засуетятся под самыми окнами. То по забору и
по проводам рассядутся, как сухие грибы на нитках: один к другому, крыло в
крыло.
Терпел я день, терпел другой - не унимается мой скворец, бьется,
кричит... Что же мне делать? Ждать, когда скворцы улетят на юг? А когда
это будет: через неделю, через месяц? У этих скворцов все каждый год
по-разному: то рано улетят, то поздно. А может быть, просто извиниться
перед моим скворцом за негодную трубу, в которую он свалился, и отпустить
его, чтобы не бился в клетке?
Скажу вам честно: не думал я слишком долго. Жалко мне стало скворца
еще тогда, когда только посадил я его в клетку Жалко - и все тут... а за
эти дни жалость еще больше стала.
Подошел я к окну и открыл клетку.
Вылетел мой скворец пулей - кинулся к забору, сел на жердь, будто
упал откуда, и тут же стал прихорашиваться. А потом раза два вскрикнул, да
не так, как у меня в клетке, а радостно, звонко, и быстро-быстро полетел
туда, где только что большая шумная стая скворцов опустилась на дерево и
сразу раскачала высоченный тополь.
Так и не завел я себе скворца до сих пор. А трубу в печке давно
переделал.


ПЕТЬКИН СНЕГИРЬ

Был у меня друг - Петька. Жили мы с ним по соседству, всего через два
дома, и почти всегда занимались одними и теми же делами. Заведу я себе
кроликов, и Петька тут же заведет. Выращу я себе хорошую собаку, и Петька
не успокоится до тех пор, пока не раздобудет такого же породистого
щенка... Словом, все у нас с Петькой было похоже, кроме одного: не было у
него попугая.
Попугая привез я из Москвы, посадил в просторную клетку и стал его
учить разговаривать. Правда, надежды на то, что заговорит он, было у меня
мало - ведь попугай мой был не какой-нибудь знаменитый какаду, а
всего-навсего волнистый, зелененький и совсем небольшой. Когда учить
попугая русскому языку мне надоело, открыл я настежь дверку его клетки и
разрешил ему разгуливать по всему дому, только на форточку прибил сетку,
чтобы мой питомец не улизнул на улицу.
А на улице в это время шел снег, ударили морозы, и попугаю, улети он
от меня, пришлось бы совсем худо. И он будто понимал, что на улице сейчас
плохо, и очень робко поглядывал через стекло на белые пушистые сугробы,
что начали расти у забора. И лишь вечером, когда на улице становилось
темно и сугробов за окном не было видно, мой попугай смелее расхаживал по
подоконнику и нет-нет да и отваживался поскрести клювом полоску льда,
намерзшую на окне.
Ну а когда садился я за стол и принимался печатать на пишущей