"Владимир Орлов. Нравится всем - выживают единицы" - читать интересную книгу автора

назовут светлой, а она и есть светлая, если подумать.

73.

Выступая коленным шагом с опущенными руками, я долго следовал в такт с
внутренним ритмом. И, наконец, оставшись в огромном зале один, я спросил
воображаемого спутника, который всегда был один и тот же, но при этом сильно
мимикрировал:
- Брат, одного шага достаточно, чтобы намять палец. Так как же до сих
пор я даже не стер лодыжку?
- Видишь ли, твоя лодыжка слишком глубоко упрятана, а пальцы чересчур
опухли, чтобы сапоги могли их намять, - отвечал он мне.
- Понятно, - проговорил я, взглянул на свои туфли и подумал: "Он до сих
пор не знает, чем они отличаются".
- Прими вправо, - крикнул я, а сам запрыгнул на высокое кресло, когда
по полу проскользила ревущая бензопила. И тут я почувствовал невыразимое
облегчение.

74.

По крайней мере, Лукин вызывал у меня доверие, может быть, своей
посадкой, сцепленными пальцами рук, лежащими на колене. Он отзывчиво
принимал каждую мою реплику и без колебаний давал пронзительной ясности
ответы. Я слышал об этом и раньше, и это были несмелые кривотолки на счет
человека, который неизвестно чем занимается.
- А как же июльская освещенность, неумеренная длиннота дня? - спросил я
его, как мне кажется очень каверзно, в очередной раз.
Не меняя положения тела, он ответил:
- Если ты думаешь, что свет, как фактор мог бы помешать моему
сумрачному сознанию, то я не знаю, сколько бы мне пришлось потратиться в
декабре. "Логично", - подумал я и уточнил:
- То есть от света тебе еще не приходилось отказываться?
- Ну разумеется, - ответил он ровным голосом. Я заелозил на стуле,
хлопая себя по карманам в поисках спичек и сигарет, он с одобрительным
интересом наблюдал за этим, и вдруг я вспомнил:
- Господи, так ведь и ты можешь курить, - и протянул ему сигарету.
Лукин принял ее без какого-либо замешательства, и мы подкурили от одной
спички. Он выпрямился и закрыл глаза. В этом было что-то призрачное. Я
нарочно стал поворачивать голову, пытаясь рассмотреть его в этом новом
свете, пытаясь понять, что же здесь собственно нового, но он не позволил
моей мысли развиться и прервал меня следующим восклицанием:
- Я вынужден постоянно бодрствовать. В его голосе звучала некая
невоздержанность и мне даже показалось, что это получилось помимо его воли.
Я прислушался к этому еще раз, то есть сориентировался по оставшемуся от
звуков и догадался: "Это сигарета вырвала из него такое признание". И мое
доверие наполнилось еще и искренним состраданием. Короткая селитрованная
"555" быстро прогорела, и Лукин снова плавно ко мне наклонился. И тут я
почувствовал усталость, настоящую и неприкрытую и даже если бы и стал его о
чем-нибудь спрашивать, то очень и очень неохотно. Посмотрев смущенно по
сторонам покрасневшими глазами, я глубоко вздохнул и, хлопнув ладонями по