"Владимир Орлов. Нравится всем - выживают единицы" - читать интересную книгу автора

выглядеть большим инвалидом, чем ты есть на самом деле?
- В темноте занятнее. Можно поболтать с самим собой, вернее, с каким-
нибудь воображаемым собеседником. И ничего не отвлекает, - ответил он.
- И с кем же ты разговаривал до моего прихода? - спросил я.
- Не помню. Но мне было хорошо. Это был подходящий собеседник, а
главное, я блистал красноречием.
- О чем вы хоть разговаривали?
- Я ему что-то доказывал , очень убедительно, припоминая самые нужные
слова. Мысленно ходил вперед-назад по этой комнате, как ты это обычно
делаешь, когда читаешь мне мораль, и весьма обстоятельно растолковал ему
суть какого-то вопроса. Что же в самом деле? Мне удалось это сделать. Я
дотянулся до выключателя и комната ожила.
- Вот так я сразу вижу, что мы собрались в хорошем месте, - сказал
Миша. - Знаешь, мне иногда кажется, что стены этого дома сделаны из бумаги.
- Так и есть, - согласился я. - Обои, пергаментные шторы.
- Нет, - категорически замотал он головой. - Нам подсунули какую- то
лажу. Я весь день не могу согреться.
- Еще бы, - снова согласился я. - В такой же квартире я жил с
родителями до 8 лет. Для меня это такая лажа, что хуже и не бывает. Соседи,
которые были в моей памяти лет двадцать, почти все переместились в мир иной.
Остались их дети, мои сверстники, которых очень странно после такого
перерыва на том же самом месте. Начинаешь понимать, что большинство людей
привязана к какому-то определенному месту, иногда всю жизнь так живут.
Казалось бы, все это должно было стать негодным, ветхим, прийти к
запустению. Но ничего подобного. До мозга доходит прописная истина, что
жизнь продолжается. Люди рано утром идут на работу, мамы ведут детей в сад,
дети идут в школу и так далее и тому подобное. Жизнь продолжается. Это
драматичная банальность, которую я открыл только сейчас. Лукин живо выслушал
меня и сказал:
- Ну ладно, помоги мне подняться. Я хочу добраться до ванной. Я вытащил
его из-под кресла, взвалил на спину и вынес из комнаты.

84.

Марина была растеряна. Она ощущала тяжесть кринолина, а еще ей нельзя
было поворачиваться. Вот это-то ее и смущало. Я стоял сзади и дышал ей в
затылок, хотя, пожалуй, она этого не замечала. Я слегка затаился, делая вдох
поверхностным. А невеста (чья же?), ничего об этом не зная, продолжала
горевать из-за своей неподвижности. И на лице ее, дай Бог точности, уже была
подавленность. Я стоял прямо и делал все, чтобы быть одному в ее
присутствии. А она хотела, разумеется, обратного, чтобы я был один, но
где-то рядом с ней. И стоило бы ей немного наклониться или присесть, как в
сквозном свете я бы заметил ее крашенные локоны. О, это было бы для меня
настоящим потрясением! И это было бы к стати теперь.

85.

Я выдвинутый среди стоящих фигур был очень нескладным, с заброшенными
руками и со свернутыми коленями. Я выдвинулся совершенно случайно, по
причине все той же отсталости, то есть мне только нужно было протянуть,